— Кен довезет меня до вашего дома. Он хочет посмотреть вашу новую крышу.

Кена больше интересовали Куойл и его дочери, чем крыша их дома. Он шутил с тетушкой, коснулся плеча Герри на прощание.

— Ну, мне пора. У меня дела в бухте, так что придется объехать мыс. Заехать за тобой на обратном пути? — Он цепким взглядом старался рассмотреть всех и каждого, не упустив ни малейшей детали.

— Да, спасибо, братишка.

На ее ягодных коробах были ручки из веревок, завязанных особенными узлами.

Тетушка, девочки, Куойл, Уэйви и Герри шли к ягодным полянам, которые располагались возле фабрики по пошиву перчаток. Их короба и корзины стучали друг о друга, камни шелестели под ногами. Саншайн просила понести ее на руках. Солнце напоило пустошь топазовыми оттенками. Ультрамариновое небо. Блестящее море.

На Уэйви были коричневые чулки и юбка с заштопанными швами. Куойл надел клетчатую рубашку, которая была ему маловата.

— Люди приходили сюда издалека, — говорила тетушка, обернувшись через плечо. — Раньше здесь торговали ягодой.

— И до сих пор торгуют, — сказала Уэйви. — Не поверишь, Агнис, в прошлом году за галлон морошки просили девяносто долларов. Мой отец прошлой осенью заработал на ягодах около тысячи долларов. Горожане до сих пор ее покупают. Некоторые делают настойку из митчеллы.

— Ягодная настойка! Вот гадость! — сказала тетушка. — Посмотрим, что нам сегодня попадется.

Она искоса посмотрела на Уэйви, замечая ее огрубевшие руки, потрескавшуюся обувь и ухоженный, здоровый вид Герри. Он был очень хорошеньким мальчиком, в котором отцовская красота сохранилась почти без изменений. Только чья-то сильная рука будто вскользь коснулась его и смяла податливые черты.

Морская вода светилась, став прозрачной от солнечного света. Уэйви и Куойл собирали ягоды недалеко друг от друга. Ее крепкие пальцы перебирали кустики растений, срывая за один раз две, три, семь ягод и скатывая их в согнутую ковшиком ладонь. Когда она ссыпала ягоды в короб, раздавался приглушенный стук. Она передвигалась на коленях. Пахло чем-то терпким. Куойл сдул соринку. Где-то метрах в трехстах от них Герри, Саншайн и Банни валялись на траве. Тетушка ушла далеко вперед. Ее белая косынка превратилась в маленькую точку, маячившую между деревьями. Разбредаясь по полянам, ягодники теряли друг друга из виду, исчезая во впадинах или за холмами. Шелестело море.

— Ау! — прокричала тетушка. — Куойл, я забыла сверток с обедом. Он там, возле фабрики. Сходи за ним, а я присмотрю за детьми.

— Пойдем со мной, — сказал он Уэйви. Это была не просьба. Она посмотрела на Герри.

— Они играют. Пойдем. Вдоль берега будет быстрее, чем пробираться через кусты. Вернемся через двадцать минут.

— Хорошо.

И она пошла вперед на своих сильных ногах. Куойл с трудом за ней поспевал. Океан шевелился, как огромное покрывало, наброшенное на клубок змей.

Куойл размахивал корзиной и шел вдоль берега, мимо выброшенных волнами полурассыпавшихся остовов лодок, спутанных клубков веревки, водорослей, которые за свою форму носили название «пальцы мертвеца», островков темно-красной съедобной морской травы, среди которой виднелись заросли мшанки и длинные коричневые листья ламинарии. Темная полоса прибоя была мутной из-за недавнего шторма.

Уэйви карабкалась по камням, перепрыгивала с одного на другой, пробиралась через выброшенные морем валуны. Куойл медленнее выбирал себе дорогу, в его корзине уже постукивали бутылки пива.

— Смотри! — сказал он. В устье залива виднелся айсберг с двумя вершинами.

Он наклонился.

Уэйви выпрямилась на камне, свернула пальцы в форме кулачков и поднесла их к глазам, как бинокли. Ледяная башня склонилась над водой, будто любуясь на свое отражение. Южная вершина оказалась под углом карандаша в руке пишущего человека, а северная занеслась над ней, как в порыве страсти. Потом эти башни беззвучно соединились и ушли под воду. Над ними взвился фонтан.

Куойл обошел камень, на котором стояла Уэйви. Неожиданно он обхватил руками ее ноги. Она почувствовала жар его рук и не двинулась с места. Захвачена в плен. Она посмотрела вниз. Лицо Куойла прижималось к ее ногам. Ей была видна белая кожа под рыжеватыми волосами, пальцы, обвивавшие ее щиколотки и почти полностью скрывавшие ее ботинки. Виднелись только острые носы. На коже его перчаток был выбит причудливый орнамент, напоминавший викторианские усы. Она заметила, какие у него крепкие запястья и что рукава на свитере были потрепаны и кое-где на них виднелись волоски собачьей шерсти. Она не двигалась. Они чувствовали, что стоят перед занавесом, который вот-вот раскроется. Куойл вдохнул запах шерсти от ее чулок и солоноватый аромат женщины, который заставил его забыть об осторожности. Он разжал пальцы и убрал руки. Она почувствовала пустоту там, где только что был он. Куойл не сводил с нее глаз: «Спускайся. Спускайся». Он протянул к ней руки. Его намерения были очевидны. Она не могла двинуться с места и чуть дышала. Еще секунда, и он набросится на нее, срывая одежду, стягивая чулки, прижимая к камням и впечатывая в ее обнаженную кожу рисунок прибрежного песка. Вот он входит в нее, вжимаясь огромным подбородком ей в плечо. А потом будет молчаливое соглашение, досадное чувство неловкости. Предательство. Она заговорила:

— Знаешь, как он умер? Мой муж? Герольд Проуз? Я расскажу тебе. Он остался в море, прямо на самом его дне. Каждый раз, когда я прихожу на берег, я вспоминаю, что Герольд рядом. Билли тебе рассказывал об этом?

Теперь она соскользнула с камня, скрываясь под надежной зашитой собственного горя. Куойл стоял, опустив руки и глядя на нее. Она не могла удержать хлынувшего из нее потока слов:

— Герольд был рабочим на «Гекторе». Это была самая лучшая работа из всех, что ему удавалось найти. Прекрасный заработок, спокойная работа. У нас все хорошо складывалось. Это была самая большая и безопасная нефтяная вышка в мире. Три недели работает, три недели отдыхает. Когда она перевернулась, была его смена. Рано утром, двадцать девятого января 1981 года раздался телефонный звонок. Я уже проснулась и была одета, но мне пришлось прилечь, потому что я плохо себя чувствовала. Я носила Герри. По телефону со мной говорила молодая женщина и сказала: «О, миссис Проуз, мы должны известить вас о том, что в сводках передают об аварии, произошедшей на „Гекторе”. Он перевернулся из-за сильного шторма, и всех людей, находившихся на нем в это время, решено считать пропавшими без вести». Она сказала, что все произошло из-за шторма. Да, сначала они все валили на шторм. Но ведь кроме «Гектора» были другие нефтяные вышки. Они были совсем недалеко, но выстояли: «Аякс» и «Глубокая синева-12». На них все было в порядке. Такие шторма бывали каждую зиму. Раз в столетие у нас бывают ужасные по силе шторма, но этот был самым обыкновенным. Пропало девяносто семь человек, и не было найдено ни одного тела. Говорят, кого-то видели на тонущем спасательном плоту, который потом накрыло волной и просто затянуло в море. Это было еще не все. Все было похоже на ночной кошмар, который с каждой минутой становится еще страшнее. Оказывается, у правительства не было разработано никаких правил безопасности для работы на таких вышках. «Гектор» был неправильно построен, и на нем не было человека, который взял бы на себя всю ответственность и смог руководить людьми. У них не было начальника. Большинство рабочих ничего не знали о море. Там были геологи и бетонщики, верхолазы и специалисты по буровому раствору, бурильщики, сварщики и слесари. Они все занимались добычей нефти. Некому было следить за водой и за погодой. Они даже не понимали, что означают прогнозы, которые им пересылали. Они даже не догадались задраить иллюминаторы, когда поднялись волны. В иллюминаторах балластного отделения были слабые стекла, и центр управления закоротило от попавшей туда воды. Их не учили тому, что нужно делать в таких ситуациях. Никаких указаний тоже не было. Поэтому, когда отключился центр управления, они попытались выровнять балласт вручную, с помощью медного прута, но сделали только хуже. Вышка накренилась, прямо как тот айсберг. Потом она перевернулась. Спасательные плоты тоже никуда не годились. Большинство работников даже не добрались до них, потому что централизованная система оповещения отключилась вместе с пультом управления. Юрист еще сказал, что ситуация развивалась по принципу падающего домино. Я не хочу тебя обидеть, но дела обстоят таким образом. Я как раз об этом