сюда, мы идем сюда, мы идем сюда», Брат Сторожевая Башня? Гм-м?
– Да, но мы не совсем…
Верховный Великий Магистр крутнулся на пятках.
– И разве они озабоченно таращатся на ставни и стропила, Брат Штукатур?
Брат Штукатур понурился, повесив голову. Он не подозревал, что кто-то мог это заметить.
Когда напряжение достигнув приемлемого предела, начало звенеть как тетива натянутого лука, Верховный Великий Магистр отступил.
– Почему я беспокоюсь? – сказал он, качая головой. – Я мог бы выбрать любого. Я мог бы взять наилучшего. Но я набрал ватагу детишек.
– Э, честно говоря, – сказал Брат Сторожевая Башня, – мы приложили усилие, как я полагаю, мы по- настоящему сконцентрировались. Не так ли, парни?
– Да, – ответили они хором. Верховный Великий Магистр уставился на них.
– В нашем Братстве нет места Братьям, которые не с нами все время, – предупредил он.
С заметным облегчением Братия, как перепуганные овцы, увидавшие, что в загоне опущен преграждавший барьер, кинулись к открывшемуся отверстию.
– Не беспокойтесь об этом, ваше верховенство, – горячо сказал Брат Сторожевая Башня.
– Обязательность должна стать нашим девизом! – сказал Верховный Великий Магистр.
– Девизом. Да-а, – сказал Брат Сторожевая Башня.
Он толкнул локтем Брата Штукатура, чей взгляд опять уперся в гладильную доску.
– Что? Ах, да. Девизом. Да-а, – сказал Брат Штукатур.
– А также вера и братство, – сказал Верховный Великий Магистр.
– Да-а. И эти тоже, – сказал Брат Пальцы.
– Потому, – сказал Верховный Великий Магистр, – если здесь есть кто-нибудь, который не ожидает, да- да, с нетерпением продолжения этой великой работы, пусть сделает шаг вперед.
Никто не шевельнулся.
Их зацепило. О боги, подумал Верховный Великий Магистр, я в этом преуспел. Я могу играть на их маленьких ужасных умишках, как на ксилофоне. Это изумительно, абсолютная власть мирского. Кто бы мог подумать, что усталость может превозмогать силу? Но вы должны знать, как с этим управляться. А я могу.
– Отлично, – сказал он. – А сейчас, мы повторим Клятву.
Он вел их запинающиеся, испуганные голоса при ее произнесении, заметив с одобрением, как они запнулись на слове «фиггин». И он присматривался вполглаза к Брату Пальцы.
Он чуть более сообразителен, чем остальные, подумал он. По крайней мере, менее легковерный. Впрочем, лучше убедиться, что я ухожу последним. Ни малейшего желания, чтобы у кого-нибудь возникла мысль проводить меня домой.
Нужно было обладать особым складом ума, чтобы управлять городом, подобным Анк- Морпорку, и лорд Ветинари им обладал. Но тем не менее, он был особой личностью.
Он озадачивал и приводил в ярость повелителей торговли до такой степени, что когда-то давным-давно они оставили надежду попытаться убить его и ныне просто как жокеи мчались, занимая положенное им место среди себе подобных. В любом случае убийце пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы отыскать достаточно мяса на его худом теле, чтобы воткнуть кинжал.
В то время как другие правители обедали жаворонками, фаршированными павлиньими языками, лорд Ветинари считал, что стакан кипятка и половина кусочка сухого хлеба были изящной достаточностью.
Это выводило из себя. Он появился, не имея пороков, которые можно было обнаружить. Вы могли бы подумать, глядя на это бледное, лошадиное лицо, что он имел склонность ко всякой дребедени, вроде кнутов, игл, и юных дев в темницах. Другие правители могли с этим мириться. Ничего плохого в этих кнутах и иглах, в умеренных количествах. Но Патриций по-видимому проводил вечера, изучая рапорты и, в особых случаях, если он испытывал волнение, играя в шахматы.
Он одевался во все черное. Это не было чрезвычайно внушительное черное одеяние, подобное тем, что надевали лучшие из лучших убийцы, а трезво продуманное, слегка поношенное черное одеяние человека, который не желает тратить много времени по утрам, размышляя что одеть. И нужно было встать очень рано утром, чтобы встать раньше Патриция; наверное умнее всего было бы совсем не ложиться спать.
Но он был популярным, в своем роде. Его рукой, впервые за тысячи лет, Анк-Морпорк управлялся. Возможно, не так благородно или просто не очень демократично, но управлялся. Он ухаживал за ним, как ухаживают за декоративными кустами, поощряя рост тут, обрезая ложный побег там. Поговаривали, что он мог вытерпеть все, что угодно, помимо того, что угрожало существованию города[11], и так оно и было…
Он долго разглядывал пострадавшую стену, пока дождь стекал у него по подбородку и мочил ему одежду. Стоявший сзади Обычный нервно переминался с ноги на ногу.
Затем длинная, тонкая, со вздувшимися синими венами рука коснулась стены и оставила на ней свои отпечатки, обводя неясные тени.
Впрочем, не столько тени, а более похожие на ряд силуэтов. Контуры были очень отчетливы. Внутри был знакомый рисунок кирпичной кладки. А вот снаружи стена оплавилась, превратившись в прекрасную керамическую поверхность с зеркальным блеском.
Силуэты, проглядывавшиеся на кирпичной стене, представляли картину с шестью персонажами, застывших в крайнем изумлении. Воздетые руки продолжали крепко сжимать ножи и тесаки.
Патриций молча бросил взгляд на кучу пепла у своих ног. Несколько потеков расплавленного металла могли быть остатками того самого оружия, которое оставило свой след на стене.
– Гм-м, – сказал он.
Капитан Бодряк почтительно провел его по улице и довел до переулка Верной Удачи, где указал на Экспонат А, на то, что осталось…
– Следы, – сказал он. – Они тянутся на небольшом расстоянии, сэр. Они немного больше, чем след от обычных когтей. Можно было бы назвать их следами когтистых лап.
Патриций уставился долгим взглядом на отпечатки в грязи. Выражение его лица было совершенно непроницаемым.
– Я вижу, – в конце концов сказал он. – У вас есть какое-нибудь мнение по этому поводу, капитан?
Оно было у капитана. За часы, прошедшие до рассвета, у него перебывали всевозможные мнения, начавшись с подозрения, что было большой ошибкой родиться на этот свет.
А затем, когда серый свет начал вливаться даже на улицы Теней, а он остался жив и его не зажарили, то оглядевшись вокруг с видом идиотского облегчения, увидел, всего в ярде от себя, эти следы. Этот миг был не самым удачным, чтобы оставаться трезвым.
– Да, сэр, – сказал он. – Я знаю, что драконы вымерли тысячу лет назад, сэр…
– Да? – У Патриция сузились глаза.
Бодряк:
– Но, сэр, вопрос в том, знают ли они об этом? Сержант Двоеточие сказал, что слышал перед этим звук, как если бы зашуршала кожа, как раз перед, как раз перед… правонарушением.
– То что вы считали вымершим, а, возможно, на самом деле и полностью выдуманным в мифах, дракон прилетел в город, приземлился в этом узком переулке, испепелил дотла группу преступников, а затем улетел? – сказал Патриций. – Можно сказать, что он был общественным, весьма оживленным созданием.
– Что ж, если вы рассматриваете это таким образом…
– Как мне помнится, драконы из легенд были одинокими и деревенскими созданиями, которые сторонились людей и обитали в укромных, удаленных местах, – сказал Патриций. – Вряд ли они были урбанизированными созданиями.
– Нет, сэр, – сказал капитан, удержавшись от замечания, что если вам хотелось бы найти настоящее укромное, удаленное место, то Тени отвечали всем требованиям.
– Кроме того, – сказал лорд Ветинари, – согласитесь, что трудно вообразить, что никто этого не заметит, не так ли?
Капитан кивнул стене и ее устрашающему фризу.
