– Давай я тебя до ворот провожу. – Сенька вроде бы тоже хотел пойти со мной, но на крыльце передумал. До ворот мы добрались без происшествий, простились, Петрович припустил к «Москвичу», а я, вспомнив наказ отца Сергея, заперла калитку и направилась к дому.
Над церковью повисла луна и высыпали звезды. Я задрала голову и немного постояла, тут что-то коснулось моих волос, с шумом рассекло воздух, а я от неожиданности вскрикнула, медленно повернула голову и в нескольких шагах от себя на высоком белом надгробии увидела что-то темное и… страшное.
– Не может быть, – пробормотала я, закрывая глаза, причем, чего такого быть не может, я и сама толком не знала и напомнила себе, что ни в какую чертовщину не верю. Приоткрыла один глаз, затем другой и уставилась на надгробие: ничего. Совершенно ничего. Белое мраморное надгробие, лунный свет, легкое покачивание ветвей над головой и… вновь что-то прошелестело совсем рядом, а я выругалась: – Это летучие мыши, – сказала я громко и от звука собственного голоса малость приободрилась. – Летучие мыши всегда садятся на белое. Их здесь, надо полагать, целые полчища. И никакой чертовщины… – «Только дурак нечистого поминает ночью, да еще на кладбище», – пронеслось в моей голове, я ускорила шаг, но очень скоро вновь замерла: в полночной тишине отчетливо слышались шаги, кто-то шел следом за мной по тропинке. Я резко повернулась: никого, постояла, прислушиваясь, и вскоре вновь услышала шаги, они как будто удалялись, а я что есть силы припустила к дому, на ходу размышляя: калитку я заперла, но здесь есть еще две калитки, и открыть их при желании нетрудно. А может, они и вовсе не запираются? Кто угодно мог оказаться на кладбище, например, чтобы напрямую выйти с площади Свободы на проспект Ленина. В обход минут тридцать будет, а здесь… Я влетела в дом, заперла дверь и отдышалась, после чего уже не торопясь вошла в кухню. Сенька и отец Сергей мирно беседовали, сидя у окна.
– Вы, наверное, устали? – ласково спросил хозяин. – Идемте, я покажу, где устроиться. Места у нас, слава богу, хватает.
И действительно, с виду небольшой дом оказался довольно просторным: сразу после кухни шла комната хозяина, затем небольшая спаленка с полукруглым окном, которую я сразу же выбрала для себя, а дальше еще две комнаты, в одну из них дверь была закрыта, в другую распахнута настежь.
В соседней комнате стояли диван, шифоньер, низкий столик и два кресла. Имелся даже телевизор, что как-то не вязалось с кладбищем. Сенька решил обосноваться здесь. Мы умылись, племянник ушел спать, пожелав нам спокойной ночи, я вымыла посуду и тоже отправилась на покой, а отец Сергей остался в кухне с какой-то толстенной книгой, должно быть, духовного содержания.
Поглазев минут пять в окно на то, как в лунном свете блестят мраморные надгробия, я покачала головой и легла. Но уснуть у меня не получилось: то ворона каркнет, то ветка стукнет, то луна светит слишком ярко. Повертевшись с боку на бок, я решила попытаться найти какую-нибудь книгу или газету, на худой конец, и занять себя чтением, раз уж мне не спится. Тут дверь в мою комнату приоткрылась, и Сенькин голос позвал:
– Дарья, ты спишь?
– Нет, – ответила я, садясь в постели, Сенька прошмыгнул в комнату и сообщил виновато:
– Дарья, там кто-то ходит.
– Где?
– Под окном. Я выглянул, никого… А кто-то ходит.
– Ясно, – вздохнула я. – Тащи сюда постель, устраивайся на полу.
Сенька исчез и вернулся через несколько минут, расстелил постель, лег на правый бок и почти мгновенно уснул. Порадовавшись за него, я тоже сомкнула глаза, Сенька сопел, а я улыбалась, присутствие племянника успокаивало.
Сквозь дрему я отчетливо услышала звук шагов прямо под окошком. Человек, или кто бы там ни был, постоял немного, прошел еще несколько метров и вновь замер. Я встала, распахнула окно и выглянула. Луна скрылась, и тьма была такая, хоть глаз выколи, фонарь возле церкви горел, но свет сюда не доходил. Так что совершенно напрасно я вскакивала с постели. Оставив окно открытым из принципиальных соображений, я легла, настоятельно рекомендуя себе уснуть немедленно. Мне это как будто удалось, но и во сне я видела надгробья, церковь, белой свечкой устремленную в небо, и летучих мышей. Над самым моим ухом захлопали крылья, и кто-то ворчливо произнес:
– Вот, дьявол… Господи прости грешного раба твоего.
На этом мои ночные мучения не закончились. Прошло несколько минут, в кустах где-то слева от дома зашуршало, затем раздался тяжкий вздох, что-то со звоном разбилось, а мужской голос заявил досадливо:
– Ну и хрен с ней.
Я прислушалась и вскоре могла насладиться чьим-то пением. Могучий бас громко вывел «Степь да степь кругом…», а я вздохнула с облегчением: все ясно, никакой мистики, подвыпивший мужичок пробует свои силы в искусстве вокала. С шумом распахнулось соседнее окно, и отец Сергей громко позвал:
– Данила, ты что ж вытворяешь, окаянная сила, есть у тебя совесть в таком месте песни распевать, антихрист? – Окошко захлопнулось, и стало тихо, как в могиле. Я хмыкнула и мгновенно уснула.
Разбудил меня легкий шорох, я открыла глаза: в окно светило солнце, Сенька спал, разметавшись и сбив одеяло на пол, а возле окна стояла бабка в белом платочке и с любопытством меня разглядывала.
– Здравствуйте, – сказала я.
– Доброе утречко, – ответила она и шмыгнула носом, мгновенно став похожей на кикимору из сказки. – Долго спите. Уже одиннадцать часов.
– Да? Вчера легли поздно.
– Вы отцу Сергею родственница?
– Да, родственница.
– А мальчишечка ваш?
– Племянник.