– Все.

– Ну… наш губернатор незаконным путем приобрел квартиру для сына.

– Тоже мне новость, – фыркнула Светка. – Целый год рядятся и все никак не могут решить: законно или незаконно.

– А по мне, так это ужасная глупость, – заявила Марья Петровна. – Я бы для своего сына тоже квартиру получила, если б могла. А то живет в общаге с двумя детьми, зашла к ним вчера, и что? По всему этажу дым коромыслом.

– Э-э, – забеспокоилась я. – А кроме квартиры, никаких новостей?

Все трое дружно задумались.

– Дом сгорел на Спасской, – обрадовалась Светка. – Показывали, как тушили. – Дом – это уже кое-что, правда, я пока не знала, какое он имеет отношение к Упырю и убиенному Зюзе.

– А почему он сгорел, не сказали?

– Нет. Просто сгорел. А зачем тебе дом?

– Дом мне без надобности, просто я хотела узнать городские новости.

– Чего ж еще-то показывали? – Светка хмурилась, и чувствовалось, что она старается изо всех сил.

– Два трупа, – сняв очки, сообщил Иннокентий Викторович.

– Точно! – Светка аж подпрыгнула. – Показывали два трупа, нашли возле Фрязина, в бывшем скотомогильнике. Представляешь? Ужас! А еще говорят, что у нас город спокойный. Ничего себе спокойный, то и дело кого-нибудь находят. Помните, на прошлой неделе женщину на объездной дороге нашли, три ножевые раны… Скоро из дома не выйдешь без личного милиционера. Да и милиционеры…

– А что трупы? – перебила я, зная страсть Светки к пространным монологам.

– Чего трупы? – не поняла она.

– Что про них сказали?

– А чего про них скажешь? Трупы и есть трупы.

– Святые угодники, – простонала я. – Имена их известны, кто они такие?

– Вроде ничего не говорили.

– Имен точно не было, – подумав, сказал Иннокентий Викторович. – Сообщили, что мужчины были убиты выстрелами в упор.

– Вот-вот, – встрепенулась Светка. – Говорю, из дома скоро не выйдешь, вот так в упор и застрелят… А зачем тебе трупы? – нахмурилась она.

– С ума сошла? Я пытаюсь узнать новости. Еще что-нибудь было?

– Ну… может, тебе лучше сегодня самой посмотреть? Будешь в курсе…

Я махнула рукой и покинула тренерскую. Конечно, трупы подходят к сложившейся ситуации больше, чем сгоревший дом, но я не имела понятия, что с ними делать.

Я взглянула на часы и рысью устремилась в полуподвальное помещение, где размещался тренажерный зал, или попросту «качалка». Есть у меня знакомый, которому городские новости известны доподлинно, и если он не изменил своим привычкам, то сейчас я имею шанс застать его в «качалке».

Я прошла мимо душевой и заглянула в зал. Человек двадцать крепких ребят усиленно качали мышцы; я перевела взгляд на ящики для одежды и увидела, что ящик под номером семнадцать распахнут настежь. На полке лежали: пейджер, мобильник, «Ролекс» (злые языки утверждали: китайского производства) и золотые украшения общим весом килограмма на полтора. Это означало, что Паша Пельмень где-то в зале. Я свистнула, парни как по команде повернули головы, а я, вздохнув, позвала:

– Паша. – Он появился в проходе между тренажерами с гирей в руке. – Зайди ко мне, пожалуйста, после тренировки. Разговор есть.

– Ага, – кивнул он, с явным удовольствием поиграл гирей и подмигнул мне.

Ростом Паша был, что называется, метр с кепкой, зато выдающейся ширины. В округе все от восьми до тридцати лет его невыносимо уважали. Паша об этом знал и держался с достоинством, говорил мало и по делу, а если что-то обещал, то слово держал. Год назад он сильно осерчал на одного своего бывшего приятеля и в сердцах сказал: «Урою». И что вы думаете, говорят, действительно урыл, причем в буквальном смысле. По крайней мере Чугунок божился, что так оно и было. Я б, конечно, не поверила, да беда в том, что парня с той поры никто больше не видел. К нашей школе Паша испытывал самые нежные чувства, когда-то он занимался здесь классической борьбой, а теперь трижды в неделю наведывался в «качалку» для поддержания формы. Знала я Пельменя лет с десяти, когда он был просто Пельменем и прозвище это особых эмоций у граждан не вызывало. И, хотя теперь за его плечами угадывались «героические будни», поверить в это по-настоящему я как-то не сумела. В общем, можно сказать, что мы с Пельменем дружили. Школе от этой дружбы была большая польза, должно быть, потому совесть моя дремала, а еще чаще спала как убитая, когда я обращалась к Паше с очередной просьбой. Вы можете сказать, что это нехорошо, что это черт знает как плохо, а я что говорю? Конечно, нехорошо и очень плохо. А когда в большом зале штукатурка с потолка сыплется – это хорошо? Крыша третий год протекает, а властям до этого, как мне до карнавала в Рио-де-Жанейро… нет в городе Саввы Морозова, так хоть, слава богу, нашелся Паша Пельмень. Что-то я очень много болтаю, видно, совесть один глаз приоткрыла. Спи спокойно, дорогая, в душевой ремонт надо делать.

Примерно так я рассуждала, вздыхая и охая, сидя в своем кабинете в ожидании Паши. Он появился где-то минут через сорок, стукнул в дверь, заглянул, мило мне улыбнулся и спросил:

– Ты насчет душевой, что ли? Все будет. Нашел спонсоров. – Тут Паша хмыкнул и даже головой покачал; слово «спонсоры» он любил, но вкладывал в него свой, особый, неведомый мне смысл. – В понедельник придут рабочие.