– Таких, как она, надо материнства лишать.
– Лишат, а что дальше?
– Ну… в детском доме по крайней мере сыты будут.
– Я раньше тоже так думала, – вздохнула я. – Ты помнишь, как твоя бабушка тебя в школу провожала? Ты идешь, а она следом в кустах прячется.
– А это здесь при чем? – обиделся Андрюха и даже покраснел, наверное припомнив, как над этим фактом потешалась вся школа.
– А при том, что, когда ты был маленький, тебя любили, – усмехнулась я.
В этот момент мы как раз подошли к стадиону. Я огляделась, высматривая Родионова, а Андрюха топтался рядом.
– Я к Ивану Петровичу на полчасика, – сказал он. – Могу сюда зайти…
– Ты как твоя бабушка, – нахмурилась я.
Андрюха рванул, точно ошпаренный, а я вошла в открытые ворота. На скамье справа сидел Родионов и приветливо улыбался мне. Не знаю, что он имел в виду, собираясь бегать со мной трусцой, но если в его намерения входило разжиться кое-какими сведениями, то он здорово просчитался. Говорить Родионов не мог, берег дыхание, к тому же, чтобы заговорить с человеком, надо для начала его догнать. В общем, с точки зрения следствия вечер у Родионова прошел впустую, зато для здоровья польза. После пробежки он отправился провожать меня домой и тут уж ввернул несколько вопросов, но отвечала я на них так отрешенно и даже двусмысленно, что сама с трудом понимала, что, собственно, имею в виду. Мы простились возле моего подъезда и пожелали друг другу спокойной ночи, я с тайным злорадством, а Родионов с заметной грустью.
Утром, поднявшись ни свет ни заря и выскочив из квартиры, я обнаружила в районе песочницы Андрюху в спортивном костюме. Костюм был изрядно поношенный и явно с чужого плеча. Участковый шагнул мне навстречу и со счастливой улыбкой возвестил:
– Вот, тоже решил заняться…
Если честно, мне очень хотелось ему ответить… но я вовремя вспомнила, что должна являться для граждан примером здорового образа жизни и по всем статьям мне надлежит радоваться, что участковый проникся моим примером. Я улыбнулась и предложила:
– Догоняй.
Помнится, Коломейцев в школе терпеть не мог физкультуру, да и сейчас, как видно, не очень ее жаловал; я сделала два круга по стадиону, когда он наконец там появился и устроился на скамейке с намерением отдышаться. Когда я заканчивала третий круг, Андрюха был уже не один. Рядом с ним сидел Петрович, хмурился, вздыхал и курил.
– Это что ж такое? – спросила я, тыча пальцем в сигарету.
– Ладно ругаться-то, – вздохнул бывший участковый, почесал затылок и наябедничал: – Позавчера кум был, и вчера… наверное, и сегодня придет. А где кум, там бутылка. Не доведет до добра такая жизнь. Надо в ряды вливаться, обратно то есть. Не нравится мне заслуженный отдых. – Услышав о намерении Петровича «вливаться», Андрюха загрустил и жалобно посмотрел на меня.
– Выгнал бы ты кума, – предложила я, усаживаясь рядом.
– Сказала… Он родня. Обидится.
– Тогда не пей.
– Все равно обидится. Пока я был при исполнении, так он пьяный носа не показывал, а тут… разбаловался. Говорит, ты, Петрович, теперь пенсионер и совсем для нас безопасный…
– Ты себе язву придумай. Хвати рюмашку, падай под стол и ори что есть мочи. Один раз напугаешь, и с водкой больше никто не пристанет.
Петрович задумался и вдруг разулыбался:
– А что… можно попробовать. У тебя-то как дела? – вновь посуровел он.
– Как сажа бела. Угораздило меня найти этого Зюзю. В уголовном розыске думают, это я его укокошила.
– Да не может быть, – нахмурился Петрович, поднимая руку ко лбу с намерением сдвинуть фуражку на затылок, но фуражки не оказалось, он чертыхнулся и едва не заплакал с досады. – Что ты будешь делать… Дарья, какой у тебя резон утверждать такое?
– Дарья Сергеевна не права, – робко вклинился в разговор Андрюха. – Просто товарищи отрабатывают все возможные версии…
– Ничего они не отрабатывают, – разозлилась я, – а Родионов вцепился в меня, точно клещ.
– Сашка? – обрадовался Петрович. – Он с моим Ванькой учился.
– Подумаешь, – еще больше разозлилась я. – Да со мной почти полгорода либо учились, либо крестились, либо на свадьбе гуляли.
– Я к тому, что он парень неплохой и, между прочим, головастый.
– Твой головастый парень по вечерам со мной бегать решил, думает, я ему расскажу, что ранее от следствия утаила, торт принес, иезуит.
– Торт? – Рука Петровича вновь потянулась ко лбу, он опять чертыхнулся и спросил с таким видом, точно удостоился озарения: – Может, он влюбился? Девка ты у нас видная, а ему давно жениться пора. Между прочим, и тебе пора замуж, о своих детках подумать, а не с чужими возиться.
Признаться, мысль эта меня смутила. Я посидела немного с приоткрытым ртом, соображая, возможно такое или нет. То есть мог ли Родионов в меня влюбиться? Торт принес… и улыбается всегда точно…
