разрушенной сейчас церкви, трое князей перевалили за сотню. Как-то Ярослав забрался в склеп – это было, когда Дворянское Гнездо год стояло бесхозным, – и установил любопытную закономерность: с каждой сменой поколений княжеского рода в этом доме жизнь престарелых обитателей увеличивалась в среднем на пять-семь лет. Словно каждый приезжающий сюда доживать тем самым как бы продлял жизнь своим потомкам. И по расчетам выходило, не случись революции, Захарьины жили бы сейчас уже лет по двести. А те из рода, кто оставался на старости лет в столице, едва доживали до сорока – пятидесяти…
Вообще территория заповедника сильно отличалась по рельефу от окружающей местности. Это был глубинный разлом земной коры, вытянутый на северо-запад, и если кругом возвышались невысокие холмы, занятые полями и островами смешанного леса, то здесь образовался горно-таежный ландшафт, что-то вроде швейцарского, с сосновыми борами, глубокими и чистейшими озерами, соединенными наземными и подземными протоками. Еще Захарьин-геолог утверждал, что разлом этот произошел во времена Палеозоя, и теперь рана никак не зарастала. Будто бы здесь состыковывались две гигантские гранитные плиты, недаром старики говорили, что тут бывают слабые землетрясения: посуда, например, ни с того ни с сего зазвенит в шкафу или скот начинает волноваться. Словом, этого места боялись во все времена, и поселиться здесь отважились лишь старообрядцы после никонианского раскола.
Иногда заповедник так и называли – раскольничья земля, вероятно, подразумевая под этим и раскол земной коры. Тот же князь-геолог обнаружил наличие множества полезных ископаемых, чуть ли не вся таблица Менделеева уместилась на относительно небольшом пространстве. Потом, уже при советской власти, тут работали экспедиции, однако промышленного содержания полиметаллов так и не нашли.
Зато с глубокой древности лебеди облюбовали себе этот пустынный и благодатный край, и всю историю Руси отсюда поставляли царскому двору эту царскую птицу и пух для перин и одеял. А княгиня Ольга, по преданиям, закрепила за собой эти охотничьи угодья и раз в год приезжала на соколиную ловлю.
Появление Закомарного резко изменило образ жизни в заповеднике. До него было так тихо и спокойно в Скиту, что можно месяц прожить и ни одного человека не увидеть. Разве что собственных егерей, приходивших на базу за справкой об отработанных на охране и биотехнике часов. Еще реже забредали сюда жители Усть-Маеги – из-за расстояния. Бывало теперь, залетали матерые браконьеры, чтобы отстрелять по заказу «новых русских», поклонников национальной кухни, пару лебедей, но этих «гасили» еще на подъездах: останавливали на дороге, ставили под стволы карабинов и вытряхивали оружие и орудия добычи, после чего вызывали милицию. И совсем уж редко лезли в заповедник любители водного слалома, чтобы весной прокатиться по бурным протокам, соединяющим цепь озер. Этим резали лодки или байдарки, давали пинков и отправляли назад, поскольку в весеннюю пору соблюдался полный покой – лебедицы сидели на гнездах.
Люди Закомарного стали шнырять везде, причем скрытно, так что воочию никогда не увидишь, а только следы, и то оставленные случайно: оброненная пустая пачка от сигарет, обертка от жвачки, окурок или пластмассовая канистра, забытая или спрятанная в кустах. И если таких следов не находилось, Ярослав все равно чувствовал, что в его отсутствие возле дома побывали чужие – неуловимый дух оставался в воздухе. Егеря клялись и божились, что никого не пропускали и никто не проникал на территорию, однако, подолгу не получая зарплаты, отчего-то часто стали ходить навеселе и курить дорогие сигареты. Особый интерес пришлые люди проявляли к самому Скиту, рыская вокруг него и всегда в тот момент, когда Ярослав уходил, к примеру, на Ледяное озеро – самую дальнюю точку заповедника. Будто следили за ним!
Самое любопытное, невозможно было понять, с какой целью они бродят по заповеднику: лебедей не трогали, яиц из гнезд не доставали, не стреляли горных козлов и кабанов, которые тут расплодились и благоденствовали, и вообще не пакостили. Свой терем Ярослав никогда не запирал на замок, а по обычаю приставлял метлу к двери. Никто ни разу не пытался проникнуть в дом специальные метки ставил. Потом наконец он заметил, что неуловимые нарушители из Дворянского Гнезда брали воду из молочной цистерны, установленной на стальной треноге для поливки огорода.
Ярослав сам устроил напорную башню, соорудив водопровод от ледника, которой иногда лежал до августа и медленно таял. Раньше вода струилась под крупными глыбами и не достигала подножия – исчезала в какой-то невидимой трещине, ручеек в буквальном смысле проваливался сквозь землю. Ярослав от нужды взялся огородничать, раскопал залежалые старообрядческие земли у южного склона и засадил картошкой и овощами, но столкнулся с проблемой полива. Первый год таскал воду ведрами с озера – одна ходка полкилометра, не наносишься, особенно в жаркое лето, возможно, потому ничего не выросло. Тогда он и сделал водовод с горы, от отрытого среди камней колодца, перехватив ток ручейка, прежде чем он нырнет под землю. Вода по желобам и трубам самотеком попадала в цистерну, где нагревалась на солнце, и потом хоть в душе купайся, хоть поливай. И тут с землей что-то произошло: удобренная прежними жителями, но бедная и каменистая, она стала приносить невиданные урожаи, так что картошку, морковку и свеклу пришлось развозить по кормушкам для козлов и кабанов или вываливать на снег неподалеку от дома. Дикие звери на глазах превратились в домашних и с раннего утра атаковали крыльцо. Траву вокруг терема выбили до земли, и стало грязно, как у скотного двора.
Не наследить тут было невозможно, как на пограничной полосе, и по следам, оставленным под башней, он прочитал, что пришедших было трое и набрали они две какие-то емкости, круглые отпечатки от которых были возле крана. И не совсем плотно завернули кран – капало. Ходить по воду сюда за добрых тридцать километров – лодочных моторов никогда не слыхал – полный маразм, если даже тут очень чистая и вкусная вода.
Вскоре Ярослав вновь заметил свежие следы возле цистерны – приходили ночью, пока он спал. Значит, осмелели и не выжидали время, когда хозяин отсутствует. И тогда он сел в засаду, затаившись с карабином в руках на своем огороде. Около трех ночи, когда уже светало, он не услышал, а сразу увидел незваных гостей, которые бесшумно поднялись от озера по лестнице с двумя молочными флягами, постояли, озираясь, после чего осторожно двинулись к башне. Действовали быстро и привычно: один контролировал обстановку, двое других набирали во фляги воду, натянув на сосок крана принесенный с собой шланг, чтобы не слышалось журчания. В сумерках лиц было не разглядеть, но ребята пришли молодые и здоровые. Ярослав выждал, когда они нальют воду, и встал за изгородью.
– Стоять и не двигаться! – как в кино сказал он и выстрелил в воздух.
Эти трое схватили фляги и безбоязненно побежали к лестнице, причем не как воришки, застигнутые врасплох, – не бросили украденного.
– Стой! Стрелять буду! – закричал Ярослав и пальнул у них над головами. А воры хоть бы вздрогнули, хоть бы пригнулись – через секунду оказались на лестнице и понеслись вниз по каменным ступеням. Однако где-то на середине не вписались в поворот и потеряли одну флягу, которая покатилась по каменному развалу и где-то застряла. Но со второй так и убежали!
Позже, когда рассвело и поднялся утренний туман, Ярослав нашел флягу, вылил воду и принес к себе на крыльцо – ничего особенного, обычная и уже не новая, типичного колхозного вида.
После этого четыре дня еще он вставал по ночам, обходил территорию близ дома, слушал, но водоносы больше не появлялись. И уже совсем было успокоился, думая, что все-таки напугал странных воров, если бы спустя еще сутки среди ночи не услышал дробный топот горных козлов, скачущих с горы. Кто-то чужой появился и спугнул, поскольку животные были почти ручными. Ярослав выскочил на улицу и сразу же увидел три согнувшиеся под мешками знакомые фигуры. Они спускались вниз от ледника по северному склону, скакали по камням не хуже козлов, рискуя свернуть шею. В общем-то веской причины догонять их не было – что можно украсть на пустой голой горе? – однако Ярослава повлек инстинкт преследования. Он выстрелил и помчался наперерез Ночные воры прибавили ходу, сбежали на каменистый уступ и, не задерживаясь, ринулись вниз по развалу. И тут один все-таки споткнулся, опрокинулся и исчез среди глыб. Двое других благополучно оторвались от погони – Ярослав никогда бы не рискнул прыгать по скользким от росы камням – и пропали за полосой густого ивняка по кромке озера. А он с карабином наизготовку осторожно спустился к месту, где упал один из беглецов, и отыскал лишь лопнувший от удара о землю пластиковый мешок, набитый кусками льда. Чужак незаметно исчез, вероятно, уполз на безопасное расстояние и убежал.
Ярослав вытряхнул лед, принес мешок домой, обследовал его и опять ничего не обнаружил.
А скоро в Скит явился и хозяин Дворянского Гнезда…
Приехал он на лодке, в сопровождении двух стриженых парней, исполнявших обязанности телохранителей (не они ли по ночам воровали воду?), и с кухаркой-служанкой, молодой, послушной и приятной женщиной с корзиной, где были припасы. Это можно было расценить как официальный визит –
