Так говорила она. А у той покраснели ланиты,
Долго ей девственный стыд мешал отвечать, как хотелось.
То уж на самый конец языка поднималося слово,
То в глубочайшую глубь груди отлетало обратно;
С милых уст не однажды оно прозвучать собиралось, —
Но прозвучать не могло. Наконец промолвила дева
Слово лукавое, ей внушенное дерзким Эротом:
«За сыновей за твоих, Халкиопа, волнуется сердце, —
Как бы отец наш и их не сгубил с чужестранцами вместе!
Страшные видела сны! Пусть сбыться им бог не дозволит!
Пусть не коснется тебя печаль и кручина о детях!»
Так говорила она, пытая сестру, не начнет ли
Первою та умолять, чтоб она помогла ее детям.
А Халкиопа при слове таком — нестерпимою скорбью
Дух захлестнуло у ней от страха — так отвечала:
«Я и сама, поразмыслив об этом, к тебе обращаюсь
С просьбой, не можешь ли помощь какую, придумав, наладить,
Но поклянись и Ураном и Геей, что все, что скажу я,
Я заклинаю тебя богами, тобой и родными,
Сделай, чтоб мне не пришлось погибших жалкою смертью
Видеть сынов! Иль вместе с детьми я умру и в грядущем
Буду являться тебе из Аида Эринией грозной!»
Молвила так, и обильные слезы у ней полилися.
Снизу колени Медеи она обхватила руками,
Голову ей опустила на грудь, и тогда они обе
Жалобный подняли плач одна за другой. И пронесся
Нежный по горнице звук: то они в печали рыдали.
«Бедная! Что мне за зелье сготовить? Вот ты о проклятьях
И об Эриниях злых говоришь мне! О, если б под силу
Было мне всех твоих сыновей из опасности вырвать!
Колхов страшнейшую клятву, которой меня заставляешь
Клясться, я дам: пусть знает Уран и лежащая ниже
Гея, праматерь богов, что, насколько мне силы достанет,
Я порадею тебе, раз ты просишь, во всем, что возможно».
Молвила. А Халкиопа такой ответила речью:
«А для пришельца — и он ведь в беде — не дерзнешь ли какую
Ради моих сыновей? По его поручению прибыл
Арг, побуждая меня попытать, не окажешь ли помощь, —
Идя к тебе, я пока что его у себя задержала».
Так говорила она. У Медеи запрыгало сердце
Радостно. Ярким румянцем покрылась нежная кожа
И от восторга в глазах потемнело. В ответ она молвит:
«Я, Халкиопа, для вас все, что вам по сердцу придется,
Сделаю. Пусть для меня не сияет больше денница,
Пусть лишь недолго меня живою видеть ты будешь,
Или твоих сыновей, — для меня они братья родные,
Сверстники мне и племянники милые. Я и сама ведь
Прямо скажу, не только сестра для тебя, но и дочка:
Ибо меня, как своих сыновей, вскормила ты грудью,
Крошкой когда я была, — часто мать мне про то говорила!
Выйди теперь и услугу мою прикрывай ты молчаньем,
Чтобы тайком от отца я могла обещанье исполнить.
А на заре принесу от быков в храм Гекаты я зелье
[Чтоб его гостю снести, из-за коего брань возгорелась]».398
Что обещала сестра, поведала. Снова Медею,
Чуть лишь осталась одна, и стыд и страх охватили:
Как против воли отца на такое пошла она дело?
Ночь наступила меж тем и на землю мрак опустила.
На Орион, на Гелику глядели в морях мореходы
С быстрых судов. В этот час начинает и сторож и путник
Жаждать сна; даже к датери, малых детей потерявшей,
Крепкий нисходит сон и смежает усталые вежды.
Не было слышно по городу лая псов; многозвучный
Только Медея не в силах сладким сном позабыться:
Страсть к Эзониду в душе у нее пробуждала заботы.
Страшны ей были быки и сила их, от которой
Должен злосчастный герой погибнуть на ниве Ареса.
Сердце в груди у нее от волненья часто стучало,
Словно как солнечный луч, отраженный водой, что в подойник
Только что налили, или в котел, по горнице дома
Прыгает взад и вперед и в стремительном круговращенье
Носится с места на место, туда и сюда устремляясь,
Слезы лились из очей от жалости, и непрестанно
Мучила скорбь и по телу огнем разливалась, внедряясь
В нежные жилы и в нижнюю часть головы399 до затылка,
Там где всего ощутимее боль, едва лишь Эроты
Неутомимые в сердце людское забросят кручину.
То говорила она про себя, что волшебное зелье
Даст, то опять, что не даст, но и жить не останется тоже,
И через миг, что и зелья не даст, и сама не погибнет,
Но что спокойно сносить судьбу свою скорбную будет.
