— Стоило тумену Тогана покинуть мятежный Аннам, который уже почти полностью подчинился власти Великого хана, как восставшие из пепла аннамиты нанесли оставшимся войскам сокрушительное поражение и вернули себе контроль над большей частью страны. Мы, конечно, всё ещё удерживаем Мянь, но в Тебете нам подчиняется только Амдо. Разбойная страна Кхам по-прежнему признаёт власть Великого хана только формально. Чиновников убивают, военные отряды беспощадно грабят.

Высадка в Ниппон окончилась провалом, мы потеряли множество кораблей. Я слышал, что в западных улусах к власти пришёл Туда-Менгу, исповедующий сарацинскую веру, а это не просто какие-то мелкие дрязги между мунгалами, это раскол. И в это время Великий хан готовит поход на Яву. А тем временем его тумен в Фукиене боится высунуть нос за пределы кольцевого канала, опоясывающего порт, — размеренно, словно врач, зачитывающий слишком длинный диагноз, проговорил Николай, сцепив за спиной пальцы и медленно прохаживаясь по покоям, нарочито переваливаясь с пятки на носок, заставляя доски пола тихонько поскрипывать.

— Меня куда больше заботит этот дурацкий домашний арест, — нервно сказал Марко, вглядываясь в узкую щель между ставнями, где маячила массивная фигура стражника, закованного в воронёные латы. — Мне нужно выйти отсюда. Мы здесь уже почти целый день.

Николай внезапно перестал ходить взад-вперёд и с удивлением уставился на сына. Тот совершенно не обращал внимания на отца, прикованный к окну, словно кот, следящий за нервным полётом бабочки. Матвей отставил свою всегдашнюю забаву — вырезывание маленьких деревянных мунгальских всадников — и оторопело посмотрел на племянника, внезапно потерявшего малейшее представление о приличиях и сыновнем почтении. Если бы фигура свирепого воина, скалившегося с гобелена, украшавшего входную дверь в павильон, внезапно исторгла из нарисованной груди боевой клич, Николай с Матвеем удивились бы куда меньше, чем теперь. Что он мямлит, этот неоперившийся птенец, этот молокосос?

— Сын, — медленно произнёс приосанившийся Николай. В этот момент он словно стал выше ростом, благообразнее и честнее, будто бы внезапно изобразил икону.

— М? — легкомысленно бросил Марко через плечо, по-прежнему не отрывая взгляда от усатого приземистого тюрка, важно расхаживавшего за окном, положив руку на рукоять кривой сабли.

— Сын, ты меня слышишь?

— Да, конечно.

— Меня коробит твоё легкомысленное отношение к отцовским словам…

— Не сейчас, папа, — небрежно бросил Марко и внезапно пошёл ко входу в покои.

Николай неприлично вытаращил глаза от удивления, приподнял брови, благообразная маска внезапно уступила место глуповатому стариковскому выражению лица, на котором, помимо тщательно культивируемой привычки изображать придурочную глуховатость, читалась и уязвлённая гордость. Он протянул руку в направлении сына, но его пальцы лишь веером пробежались по пустоте, словно бы почтенный старец вздумал бросить на пол щепоть муки. Николай беспомощно посмотрел на брата, словно бы глазами призывая его образумить зарвавшегося юнца.

— Марко! — зычно крикнул Матвей, выходя из-за стола. Его голос дрожал от ярости. — Ты ничего не хочешь нам объяснить?

Марко обернулся, с удивлением посмотрел на родственников, словно бы обнаружил в комнате заговоривших по-италийски мышей, и, буквально на секунду призадумавшись, ответил:

— Не понимаю. Что именно ты хочешь услышать сейчас?

— Я хочу услышать объяснение причин такой фамильярности. Я хочу знать, почему ты нарочито игнорируешь речь собственного отца. В конце концов, мы полагали, что держим некий семейный совет. Я хочу знать, почему ты демонстрируешь такое явное неуважение к своему отцу и мне?

— А, это, — скучно бросил Марко. — Изволь.

— Ну же?

— Прости, дядя, у меня попросту нет времени на придворные танцы. У меня есть дела, в которые я, увы, не могу тебя посвятить, — с выражением лёгкой досады ответил Марко и снова повернулся, чтобы идти к выходу.

Лицо Матвея, до которого постепенно дошёл смысл слов непокорного взбесившегося юнца, внезапно приобрело некоторую осата- нелость. Он в несколько прыжков догнал Марка, схватил за плечо, развернул к себе и уже было залепил непочтительному племяннику здоровую мужскую пощёчину, но внезапно упал на колени, хватая ртом воздух.

— Боже, какой идиот, — раздражённо сказал Марко, слегка подламывая дяде пальцы. — Ты хотя бы отдалённо представляешь себе, что ты только что напал на ханского конфидента?

Он слегка брезгливо толкнул Матвея в грудь ногой, отчего дядя, стоявший перед ним на коленях, проскользил несколько локтей по неполированному пыльному полу и согнулся на карачках, прижимая к животу травмированную кисть.

— Сын, как ты… — в порыве праведного гнева начал говорить Николай, но Марко выставил вперёд ладонь и неожиданно громко закричал, прерывая отца:

— Хватит!

Николай что-то снова попытался произнести, но Марко повторил:

— Хватит! Неужели вы думаете, что я настолько безголовый придурок?! Хватит делать из меня дурака! Хватит делать вид, что я — сопливый пацан, нуждающийся в вашей отеческой опеке. Два идиота, заигравшихся в посланников Святого Престола или кем ещё вы там себя воображаете. Неужели вы действительно думаете, что играете какую-то роль в происходящем?! Неужели вы вправду полагаете, что имеете хотя бы какое-то значение?

Матвей поднялся, что-то злобно шепча. Марко глянул на него и захохотал:

— Что ты там мелешь? Никак не можешь усвоить, что на моей груди висит золотая пайцза? Что я — Белый Варвар, прозванный Убийцей с Луны, могу казнить тебя без суда? Господи, дай мне сил не сдохнуть от хохота, когда я вижу этот пошлый фарс! Вам бы обоим на площади играть в театре марионеток! Я сейчас вас расстрою. Начну с вас, досточтимый отец. Видите ли, отец, отныне мне абсолютно всё равно, сколько я