— Ну, здравствуй, матушка.

Фигура в конце комнаты чуть шевельнулась, не раскрывая глаз, и Марко едва успел увернуться: невесть откуда взявшийся огромный воин практически падал на него с потолка, скаля нечеловеческие клыки. Несмотря на мунгальское платье и обычное для ханского нухура вооружение, лицо его совершенно не походило ни на одно из человеческих лиц: в прорезях глаз виднелась только пустая чернота, а зубы более всего смахивали на собачьи.

Марко упал навзничь и прогнулся, пропуская воина над собой, дав вдогонку отмашку мечом, но лишь зацепив подол мунгальского халата, и тут же услышал шорох слева: второй боец с таким же чудовищным лицом и такого же нечеловеческого роста уже бежал к нему от окна. Марко быстро повернулся, стараясь краем глаза углядеть, что делает Хоахчин, и, прыгнув навстречу замахнувшемуся нухуру, быстро скрутился на одной ноге, с размаху воткнув саблю ему точно в мочевой пузырь. Второй воин, пытавшийся атаковать его со спины, налетел на своего собрата, звучно ударив его в кирасу своим грудным щитком. Марко резко опрокинулся на спину, отталкиваясь от замеревших на миг воинов, прыжком вскочил и раскроил затылок второму нухуру, ещё не освободившемуся от странного захвата.

«Да они совсем тупые», — радостно отметил про себя Марко, только успев взять новое дыхание для того, чтобы совершенно рефлекторно отбить атаку третьего воина-копьеносца, взявшегося неизвестно откуда. Несмотря на некоторую неуклюжесть, чёртовы призраки обладали какой-то медвежьей силой, что зафиксировало сознание Марка, пока он ехал по гладкому полу на коленях, отброшенный от угла, где сидела Хоахчин, ударом древка.

Он взмахнул саблей и, почувствовав, как непривычно заныла кисть, в очередной раз проклял усатого тюрка, у которого он забрал этот тяжеленный и неудобный клинок, откованный и сбалансированный так небрежно, словно им собирались в лучшем случае колоть дрова, а в худшем — только махать на параде.

Сабля наискось рассекла внутренюю поверхность бедра стражника, Марко инстинктивно сощурился, чтобы уберечь глаза от потока крови из разрубленной артерии, но крови не выступило ни капельки. Нухур выронил копьё, сжав разрубленное бедро пальцами, но из раны сочился только тёмный непрозрачный дым. «Я знал», — удовлетворённо отметило что-то внутри Марка, юноша подпрыгнул и со всей силы обрушил саблю на ключицу призрачного воина, разрубая его по диагонали.

На бегу подхватив с пола копьё, он краем глаза увидел, как растворяется в пространстве тело самого первого из зарубленных им призраков, и быстро метнул его в четвёртого воина, материализовавшегося возле окна. Тот не успел увернуться от броска — слишком мало оказалось расстояние, — и только его ноги в тяжёлых, обшитых железными бляхами кавалерийских сапогах, мелькнули над полом.

Марко стоял практически на расстоянии прыжка от Хоахчин и увидел, как появилась из многочисленных складок парчи её коричневая ладонь, что-то метнувшая в жаровню у подножья импровизированного трона, на котором возвышалась её скромная фигура. Марко рефлек- торно ударил по брошенному предмету клинком и увидел, как на пол упала маленькая деревянная рука, сжимавшая игрушечную саблю. В ту же секунду его отбросило к ширме чудовищным ударом, от которого половина тела онемела, словно налилась льдом: свирепый призрак скалился совсем рядом, но у него сохранилась только одна рука, сжимающая круглый щит, которым он махал как сумасшедший.

Марко засмеялся, прыгнул к воину и ударил его наотмашь пяткой прямо в щит. Тот отлетел в дальний угол комнаты, неуклюже взбрыкнув ногами; Марко подцепил саблей край ближайшего покрывала и быстро набросил его на жаровню. И почти тут же маленькая деревянная фигурка воина упала на покрывало. Марко стряхнул её на пол концом сабли, развернулся навстречу набегающему призраку и играючи снёс ему голову.

На покрывало упало ещё несколько резных фигурок. В одном месте оно начало темнеть, видимо, жар таки добрался до парчи, и Марко, быстро подцепив жаровню за рукоять, отволок её подальше от Хоахчин, сбросил с неё начинающую тлеть ткань и поднёс одну из фигурок к глазам.

— Ну, дядя… — только и смог полувосхищённо-полудосадливо сказать он, разглядывая небольшого лучника, искусно вырезанного из дерева.

Вот почему нелепые рожи призраков казались чудовищной пародией на лицо человека! Вырезая фигурки, Матвей скрупулёзно вытачивал каждое кольцо в кольчуге, каждое крепление, каждый стежок в подкольчужной рубашке. Но с лицами он предпочитал особенно долго не возиться: две косых, чуть полукруглых линии изображали глаза, две дырочки имитировали ноздри, а ртом служила зубчатая линия, которая при воплощении призраков в живых монстров оказывалась рядом собачьих клыков.

Некоторое время Марко смотрел на Хоахчин, поражаясь произошедшим с нею изменениям: в парадном облачении, по пояс завёрнутая в парчу, панбархат глубокого чёрного цвета и тончайший шёлк, она больше напоминала церемониальную статую, нежели живую женщину. Но отнюдь не пышность декораций и не изящество узоров удивили Марка. Он слышал, что Хоахчин живёт так давно, что помнит мир до Тэмуджина, которого она — согласно преданиям — вскармливала грудью. Но сейчас перед ним сидела женщина от силы лет сорока пяти-пяти- десяти, полнокровная, статная, румяная тем характерным для степняков румянцем, который приносит только солоноватый ветер с вечных та- кыров, приправленный жестоким солнцем, от которого в Степи нет спасения.

Марко подошёл чуть ближе к трону, вглядываясь в черты её лица. последние сомнения покинули его, перед ним действительно сидела матушка Хоахчин. Относительно молодая и крепкая. Её руки, скрещённые на покрывале, были тёмными, но кожа вовсе не была старушечьей. Марко попытался дотронуться до неё, но не дотянулся, трон оказался выше, чем он предполагал. Ему до смерти хотелось поддеть концом клинка губу и посмотреть, отросли ли у новой Хоахчин зубы. Женщину окружала странная пелена, хоть и более- менее податливая, но довольно плотная.

Он стоял, какое-то время глядя на неё, но матушка Хоахчин не двигалась, словно впала в зимнюю спячку, даже ресницы ни разу не дрогнули. Марко ещё раз попытался пошевелить концом лезвия складки, укутывавшие трон, но лезвие вновь упёрлось в еле поддающуюся преграду, словно бы кто-то сильно натянул вокруг трона невидимую рыболовную сеть, пружиняющую под саблей. Марко надавил сильнее, лезвие задрожало, завибрировало и постепенно стало слабо нагреваться.

Марко с лязгом убрал саблю в ножны, сбросил с головы осточертевший шлем, с дешёвым жестяным звуком покатившийся по полу, ещё раз обошёл трон, потом выхватил саблю и быстро посшибал ярко светящиеся ароматические палочки, воткнутые в курильницу. Хоахчин не двигалась.

Он подошёл ко всё ещё слегка дымившей жаровне, развязал нижний пояс, подоткнул правую полу халата за верхний пояс и обильно помочился в жаровню, почти неразличимо напевая про себя по- италийски крайне неприличную песню о красотке Лючии, что была прекрасна, как летняя ночь, но у неё не было жениха, потому что как-то раз она пукнула в церкви и в наказанье не переставала пукать всякий раз, когда кто-нибудь пытался лечь с нею в постель. Усмехаясь от нарастающей ярости, Марко некоторое время преследовал оставшиеся рубиновые точки струёй, пока все уголья не потухли, шипя и потрескивая.