доказательства этого, — вставила вдруг совсем иным тоном, по-деловому, — он любил меня, потому что потерял веру в женщин. Боже мой, как он страдал! — внезапно воскликнула, закатив глаза.
«Подпольный страдалец и прохвост, — не без раздражения подумал Хаблак. — Страдал и воровал у государства…»
Да, майор был уверен, что Манжула обкрадывал именно государство. Попробуй наворовать в квартирах или награбить у прохожих на пятьдесят семь тысяч рублей, не считая золота, хрусталя, ковров…
А сколько еще растранжирил, пропил, прогулял!..
Хаблак почувствовал, как злость подступила к сердцу, и, чтоб скрыть свои чувства, взял чашку и стал помешивать чай серебряной ложечкой. Сказал, подыгрывая Ковалевой:
—
Я почему-то уверен, что вы единственный человек, которому доверял Михаил Никитич. Потому и пришел именно к вам.
—
Кому же доверять, как не сестре! — заявила безапелляционно и вдруг спросила как будто между прочим, но смотрела на него во все глаза: — Когда я смогу получить деньги?
—
Вы имеете в виду?.. — поразился такому нахальству Хаблак.
Однако Марьяна Никитична не шутила.
—
Да, — продолжала она, — я имею в виду деньги, которые вчера почему-то забрала милиция. Незаконно забрала. Эти деньги принадлежат мне, поскольку я—
единственная наследница и имею право…
—
Вот об этих деньгах я и хотел поговорить с вами, — перебил ее Хаблак.
—
А для чего разговаривать? Их надо возвратить, я буду жаловаться — до чего дошли, вламываются в частную квартиру, забирают трудовые сбережения!..
Хаблак предостерегающе поднял руку.
—
Минуточку! — попробовал остановить Ковалеву, но та не заметила жеста и, вероятно, не слышала слов.
—
Трудовые сбережения!.. — повторила громко. — Надеюсь, вы знаете, что по закону они принадлежат мне.
—
Знаю, — наконец подал голос Хаблак, — если вы единственная наследница…
—
Единственная.
—
Законом предусмотрено, что можете получить наследство через полгода. Этот срок установлен…
—
Знаю. Чтобы выявить всех наследников. Но больше никого не будет, я и только я должна получить все.
—
Если положено, получите.
—
Но зачем же тогда милиция забрала деньги и ценности?
—
Мы расследуем дело об убийстве вашего брата и собираем вещественные доказательства.
—
Разве деньги тоже вещественные доказательства?
—
Конечно. И никуда они не денутся, вы получите их, если не выяснится, что они нажиты нечестным трудом.
—
Почему это нечестным! — рассердилась Марьяна Никитична так, что бросила на диван подушку с болонкой. Но собачка отчего-то зарычала не на нее, а на Хаблака, даже залаяла.
—
Извини, Манюня, мама обидела тебя… — просюсюкала Марьяна Никитична, но сразу забыла о болонке и бросила Хаблаку: — Вы смеете сомневаться в порядочности
моего брата?!
—
Пока что нет, — покривил душой майор. — И хочу, чтоб вы объяснили, откуда у Михаила Никитича такие деньги. Ведь его зарплата…
—
Миша получал триста рублей в месяц, — несколько преувеличила доходы брата Марьяна Никитична, — и жил экономно…
—
Да уж, — не удержался от иронии Хаблак, — об этом свидетельствуют японский магнитофон и хрустальные вазы, а стоят они…
—
Вазы он получил в наследство от мамы. И ковры. Наша мама умерла шесть лет назад и все оставила Мише.
— И деньги?
—
И деньги. — Ковалева даже не запнулась.
—
И много зарабатывала ваша мама?
—
Она получала пенсию за отца.
—
И отложила пятьдесят семь тысяч?
—
Но ведь нашего отца знала вся Одесса. Никита Львович Манжула, известный педиатр, спросите у каждого… Он был человеком зажиточным, а мама не сорила деньгами. Кроме того, наши родители имели дачу, виллу на берегу моря, и мама продала ее после смерти отца.
Ковалева говорила так уверенно и убедительно, что Хаблак засомневался: а что, если его подозрения безосновательны — действительно, вилла на берегу моря стоит больших денег, да и известный на всю Одессу педиатр, вероятно, зарабатывал много, не говоря уже о левых поступлениях…
—
Хорошо, — сказал примирительно, — не о том сейчас речь. — Вдруг одна мысль мелькнула у него, и майор спросил: — Значит, ваша мама оставила все деньги Михаилу Никитичу? А вам ничего? Почему не пополам?
Глаза у Ковалевой забегали, но она сразу овладела собой и ответила спокойно:
—
Почему только Мише? И мне тоже. Но ведь я, сами видите, живу в коммунальной квартире и боялась держать такую сумму при себе. Я доверяла брату и хранила свои сбережения у него. Вот и требую, чтобы половину денег, те, что принадлежат лично мне, отдали немедленно. Понимаю, остальные надо ждать полгода — я подожду, это не так уж и важно…
—
Но почему, когда мы начали осмотр квартиры вашего брата, вы не сообщили о тайнике?
—
Чтоб иметь неприятности? Так, как сейчас, доказывать, что деньги мои, и ждать полгода?
—
То есть вы хотели потом забрать деньги из тайника сами?
—
Э-э, нет… — Марьяна Никитична решительно помахала указательным пальцем чуть ли не под носом у Хаблака: — Вы намекаете на что-то незаконное, а незаконного тут ничего нет. Разве не дозволено человеку забрать свое, то, что принадлежит ему по праву?
—
Брать по
праву, конечно, дозволено, — согласился Хаблак и попытался заговорить о другом: —А скажите,
Марьяна Никитична, вы не знали, что ваш брат последние полгода не работал?
—
Почему же… — хотела возразить, но вовремя вспомнила историю с секретаршей, немного смутилась и поправилась: — Да, не знала, видно, Миша не придавал этому значения и просто забыл сказать мне.
—
Но вы утверждаете, что у него не было от вас секретов. Как-то не вяжется…
—
Ну, знаете! — рассердилась она. — Подумать только — работа… Сегодня тут, завтра там. Считаете, мне было интересно, на заводе он или в каком-то тресте… Не все ли равно?
—
Вы сами говорили, что характер ваших отношений с братом исключал недомолвки.
Вы читаете Взрыв
