местах нашли и сфотографировали оттиски протектора.
—
Нет проблем! — бодро воскликнул Волошин. — Все на блюдечке с голубой каемочкой. Киевская вишневая «Волга», снимки протекторов, словесный портрет одного из преступников, возмо
жн
о, оттиск каблука и подошвы ботинка одного из них. Есть где разгуляться…
—
Есть, — согласился Хаблак, — даже не мечтал.
—
Фокус с чемоданом не удался, — начал вслух размышлять Волошин. — А кому-то надо убрать этого Манжулу. Срочно убрать! Они узнают, что пассажиры самолета не пострадали, и выезжают в Одессу. Не совсем оригинальная мистификация сестры Михаила Никитича, разведали, куда тот спрятался, а Манжула
таки
спрятался — знал или догадывался, кто за ним охотится, вот и забился в село. Сестру предупредил, чтоб никому не говорила, да вышла осечка.
Хаблак машинально кивал. Волошин перечислял все то, что стало очевидным, а он думал, что дело только начинается, даже если ему удастся быстро выйти на след убийц, придется решать много сложных вопросов, а в том, что они действительно сложные, Хаблак не сомневался,
И один из них — двойная жизнь Манжулы.
Откуда у простого служащего, заместителя начальника отдела завода, который к тому же уже полгода не работал, две тысячи в кармане пиджака, японская радиотехника, ковры и хрусталь дома? За двести рублей в месяц всего этого не приобретешь…
Он тепло попрощался с мальчиками и Биленко, милицейская «Волга» (уже в который раз!) мчала их по приморскому шоссе, и Хаблак думал, что сегодня обязательно поговорит с сестрой Манжулы. Марьяна Никитична должна что-то знать, несомненно знает, хотя, наверно, вытянуть из нее самую малость будет нелегко, по нужно, и на сегодня это главное его задание
.
В управлении милиции их ожидала новость. Оказывается, тщательный обыск квартиры Манжулы не был безрезультатным: после того как Хаблак с Волошиным уехали в совхозный поселок, оперативники нашли тайник. Хорошо замаскированный тайник в подоконнике. И в нем сберегательные книжки и деньги — всего на сумму пятьдесят семь тысяч рублей. Не говоря уже о двух десятках золотых червонцев, аккуратно завернутых в льняную тряпочку.
Сообщив эту новость, подполковник Басов только озадаченно развел руками:
—
Вот это фрукт! И чует мое сердце, Сергей Антонович, на большую панаму выйдете.
Хаблак не мог не согласиться с Басовым: преступники действовали с размахом, один взрыв в аэропорту чего стоит!..
А пятьдесят семь тысяч и золото в подоконнике обычного заводского снабженца!
Откуда?
Марьяна Никитична Ковалева жила в коммунальной квартире на старой одесской улице — четырехэтажный дом с большим квадратным двором, квартиры большие, шумные, населенные коренными одесситами, которым, как принято считать, пальца в рот не клади.
В квартире жили еще две семьи — один раз надо было звонить Кременецким, два раза — Дорфманам и три — Ковалевой.
Майор позвонил три раза, надеясь, что откроет сама Марьяна Никитична, но послышались легкие шаги, дверь немного приоткрылась, и в щели показалась девочка.
—
Вам кого? — спросила, блеснув глазами.
—
Ковалеву.
—
Сейчас. — Девочка не сбросила цепочку, исчезла и появилась минуты через две. Поинтересовалась: — А вы кто? Бабушка спрашивает…
— Скажи, из милиции.
Девочка округлила глаза и снова понеслась по коридору. В этот раз пауза затянулась минуты на четыре. Хаблак раздраженно переступал с ноги на ногу, наконец услышал шаркающие шаги, теперь в щель смотрела сама Марьяна Никитична, увидела Хаблака, узнала, но не открыла сразу.
—
Вы ко мне? —
процедила она. «Нет, к папе р
и
мск
ому…»
—
чуть не про
кричал Х
а
блак, но ответил на удивление вежливо:
—
У меня к вам разговор, и если не возражаете…
—
Возражай не возражай… — пробурчала сердито, — все равно, попробуй отделаться…
Сбросила цепочку и засеменила по загроможденному какими-то старыми шкафами и сундуками коридору
.
Хаблак решил, что и комната у Марьяны Никитичны такая же захламленная — старый клеенчатый диван, дубовый буфет, этажерка, комоды и венские стулья, но, оказалось, ошибся: в большой тридцатиметровой комнате стояла современная импортная «стенка», а между модным, обтянутым золотистой тканью диваном и такими же креслами приютился полированный журнальный столик
.
Правда, вместо журналов и газет тут совсем по-королевски лежала белая косматая собачка, увидев Хаблака, зашевелилась, показала зубы и недовольно зарычала.
—
Не бойтесь, — успокоила Марьяна Никитична, будто и в самом деле болонка могла кого-то испугать
.
Взяла собачку вместе с подушкой и прижала к груди, совсем как малое, беззащитное дитя.
Помня сердитую реплику Ковалевой в коридоре, Хаблак приготовился к беседе неприятной, когда надо преодолевать недоброжелательность и даже враждебность, однако Марьяна Никитична то ли овладела собой, то ли изменила тактику — предложила майору мягкое удобное кресло и поинтересовалась, не хочет ли чаю.
Хаблак не хотел: пообедал с Волошиным в столовой и выпил вместо компота бутылку пепси-колы, — но не отказался, зная, что разговор за чашкой чаю становится менее официальным, приобретает какую-то интимную окраску, а ему хотелось побеседовать с Марьяной Никитичной именно так, когда в человеке исчезает напряженность и предвзятое отношение к собеседнику, олицетворяющему власть.
Марьяна Никитична пошла в кухню — с чайником в одной руке и прижав к себе собачку другой. Хаблак поудобнее устроился в кресле, цепко оглядывая комнату — рассчитывал минимум на десятиминутное ожидание, но Ковалева появилась минуты через две с подносом, на нем стояли чашки с сахарницей, из-под мышки у хозяйки квартиры выглядывала неизменная собачка, никак не хотевшая примириться с вторжением
Хаблака и все еще рычавшая на него.
— Как раз у Дорфманов закипел чайник, — объяснила Марьяна Никитична свою оперативность,
Она достала из серванта вазочку с вареньем и миниатюрные блюдца, все это разместила на журнальном столике, где раньше лежала болонка. Теперь собачка устроилась у нее на коленях, периодически показывая Хаблаку зубы; почему-то майору расхотелось пить чай, но все же он зажал чашку в ладонях, пригубил, поставил назад на столик и сказал:
—
Надеюсь, Марьяна Никитична, что наш разговор не покажется вам очень обременительным, вижу, вы женщина мужественная и найдете силы, чтоб ответить на несколько вопросов.
Марьяна Никитична положила себе полное блюдечко варенья, остро взглянула на Хаблака и ответила твердо;
—
Да, я найду силы, хоть и трудно. Бедный Миша, он так любил меня! Кстати, есть
Вы читаете Взрыв
