гостиной. В мягком кресле виднелась оставленная постояльцами коробка от обуви, Хаблак убрал ее и указал горничной на кресло:
—
Садитесь, прошу вас, извините, Нина?
—
Илларионовна.
—
Прекрасно, Нина Илларионовна, я хотел бы по
го
ворить с
в
ами об этом человеке. — Положил на стол фотографию Манжулы.
Горничная не взяла снимок в руки, посмотрела издали, но сразу узнала — Хаблак понял это по выражению ее лица: оно как-то отвердело, а глаза стали суровее.
—
Знаю, — ответила лаконично.
—
Он жил тут, — обвел рукою комнату Хаблак, — несколько дней назад.
—
У меня хорошая память.
—
Это облегчит наш разговор.
—
Хотите расспросить меня о нем? — ткнула пальцем в фотографию.
—
Непременно.
—
Что же я должна отвечать? — Горничная так и не села, как бы подчеркивая свою занятость и нежелание тратить время на пустые разговоры, — Не нанималась я за людьми следить.
—
Никто этого и не требует.
—
Так ведь из милиции. И фото подсовываете…
Пожалуй, у нее были основания поершиться. Нина Илларионовна
производила приятное впечатление, да и резкий тон в данном случае свидетельствовал в ее пользу
.
—
Погиб он, — закрыл ладонью Хаблак снимок Манжулы, может, убит, потому и пришел я к вам, Нина Илларионовна.
Горничная посмотрела на Хаблака все же недоверчиво, но опустилась в кресло и спросила:
—
Откуда знаете?
—
Так ведь из милиции я…
Вдруг женщина поняла все.
Такой здоровый мужчина… — начала раздумчиво. — Кто же его?
—
Не знаю. Пока еще не знаю, — поправился Хаблак.
—
Ищете?
Ищем, — ответил, как будто извиняясь.
Видно, доверительный тон Хаблака подействовал благотворно; устроилась в кресле поудобнее и сказала властно:
—
Должны найти! Это что ж такое: среди белого дня людей убивают!..
—
Вот и обращаемся к вам, — продолжал Хаблак в том же духе, — может, поможете поймать преступников,
—
Я?
—
Именно вы, Нина Илларионовна. Вижу, глаз у вас зоркий и знаете вы немало, от вас ничто не скроется. Вспомните, кто приходил к Манжуле, — постучал указательным пальцем по фотографии, — и с кем он общался? Нам это крайне необходимо знать.
Женщина прищурилась, изучающе взглянула на Хаблака, и майор вдруг понял, что первое впечатление его обмануло и эта женщина не такая уж и добрая, как ему сначала показалось. Глаза у нее стали холодными и прозрачными, видно, решала, стоит ли открываться перед этим назойливым милиционером и до какой степени.
Сообразив это, Хаблак развивал наступление:
—
Вам ничто не угрожает. Если видели людей, с которыми встречался покойный, скажите, когда и с кем. Может, помните их?
Горничная подумала еще немного, наконец отважилась и сказала:
—
Ходила тут одна… Енесой зовут, и путалась с ним, — указала на снимок. —
Манжулой, говорите?
—
Так уж
и путалась
! — сделал вид, что усомнился, Хаблак.
—
Не хотите, не верьте, эту Енесу я знаю, горничной работала тут, в гостинице, как и я, девка молодая и ничего себе, все имела, кроме ума. Раньше Сонькой была, а стала Енесой… Знаете, тут, в гостинице, жизнь такая, что девке, да еще красивой, трудно держаться, мужики, они все одинаковые… Ну, разбаловали Соньку, распустили, а потом она, значит, во вкус вошла: деньги завелись, шмутки разные. Мужчины ухаживают, шампанское, водка, ужины, вот она и в Енесу превратилась.
—
Вы что, видели Инессу вместе с Манжулой? — поинтересовался Хаблак.
—
А как же, утром убираю в пятнадцатом, смотрю — из люкса Енеса шмы
гн
ула. Я тут ее и застукала. Откуда, спрашиваю. А она: хи-хи, тетенька, земляка проведывала, Михаила Никитича,
хи-хи,
ха-ха, давно не виделись, пр
и
ехал в Киев, позвонил, неудобно не прийти. А какой он Енесе земляк? Он — из Одессы, она — из Иванкова, будто я не знаю. Да, в конце концов, мне это до
фени,
нам лишь бы в номерах чисто было, а кто с кем…
—
Может, и в самом деле знакомый?
—
Подождите, я еще не закончила. Думаю, земляки, ну и пусть земляки, иди с богом. Однако через день или два зовет меня тот, Манжула, говорите? С самого утра, я только на работу пришла. Пальчиком так из номера, зайдите, мол, по делу. Захожу. Он мне — полсотни. Сбегайте в магазин, тетенька, а то ресторан еще не работает, купите бутылку коньяку и закуски спроворьте, торт еще возьмите или пирожных. И вдруг из ванной она высовывается, Енеса, значит, непричесанная и в нижней сорочке. «Шампани еще возьми, — приказывает, — я шампань с утра уважаю. А сдачи не надо, сдачу, тетка Нина, себе забери…» — Вдруг горничная запнулась, видно, сообразила, что и сама не очень-то привлекательно выглядит в этой истории. Сдача с пятидесяти рублей за получасовые хлопоты — плата немаленькая.
—
Ну-ну, — успокоил ее Хаблак, — ваши доходы
н
е такие уж и большие, почему не заработать?
—
И я так считаю, — обрадовалась горничная. — Принесла все, что заказывали. Енеса уже одетая, в этом же кресле сидит, где я сейчас, они и мне коньяку налили, но не употребляю я. Еще вино сладкое могу, но шампани не предлагали…
Рассказ горничной заслу
ж
ивал внимания, и Хаблак спросил:
—
И где можно ее найти? Эту вашу Соню-Инессу?
—
О
на такая же
н
аша, как и ваша! — решительно отрезала Нина Илларионовна.
—
Может, знаете, где работает?
—
Енеса?
—
Да.
—
В баре ищите, — указала большим пальцем на пол. — Енеса в баре крутится. А уж потом сюда с клиентами.
—
Фамилия Инессы?
Вы читаете Взрыв
