страдает и мается. Все думки ее про одного тебя. Исстрадалась, извелась женщина, сколько лет без мужика живет, никого к себе не подпустила, хоть многие предлагались в мужики и все приличные, порядочные люди. Но Акуля себе на уме. Своего часа ждет.

— Аннушка, она старей меня на целых шесть зим. Я потому в молодости на нее не глянул. Зачем же теперь дурью маяться?

— А тебе семнастку надо?

— Не смейся. Но бабу старей себя не хочу! Это супротив моей натуры. Знаю все, что хорошая хозяйка, мать и бабка, но не моя. Я по ней страдать не стану. Уж лучше сам свой век доживу. За нее не уговаривай и не хлопочи.

— Ишь, какой разборчивый! Сам корявый, как пенек, а в бабах ковыряется!

— Какой ни на есть, а мужик! На первую встречную не кидаюсь.

— А что, твоя Валька — королева?

— Тогда была такой! — кивнул Захар.

— Да брось ты, не смеши! Я ли не помню! Обычная бабеха-лепеха, так и не понял никто, что ты в ней нашел особого.

— Теперь не об ней речь! Кто кроме Акульки имеется? Эта ни в счет.

— Есть еще одна. Ты ее навряд ли помнишь. Василиной зовут. Хорошая баба, путная, сама живет, без детей и внуков, в своем доме. И хозяйство держит, и работает.

— А почему одинока? Иль нет никого? Сколько годочков сироте?

— Эта на червонец младше тебя. И вовсе не сирота. Родни полные ретузы, да толку ноль! Когда погорела баба, это лет пятнадцать назад, никто из своих не помог. Ни братья, ни сестры, кругом одна осталась. Кое-как заново на ноги встала. Завела хозяйство и ожила. Но от родни насовсем отвернулась и ни с кем не знается. По великим праздникам не здороваются. Ровно чужие, словно не знакомы друг с другом.

— А дети?

— Они имеются. Только в других городах живут. При ней никого нет. Но она не бедует. Дети помогают каждый месяц, деньги ей высылают, письма пишут, в отпуск приезжают ненадолго. Василинка с ними не мается.

— А мужик где?

— Сущий кобель! Как пожар случился, он разом всех бросил и умотался к другой. Давно бросил и не появлялся с тех пор. Баба сама на ноги встала, уже без него. Заново дом подняла. Кирпичный поставила. Даже больше и лучше прежнего. Железной крышей накрыла, забор каменный поставила из блоков, железную дверь…

— Ого! Круто!

— Еще бы! Дети помогли. Сама бы не одолела, не справилась бы.

— Она работает? — поинтересовался Захарий.

— Конечно. Как нынче без того?

— А где «пашет»?

— В налоговой. Но не простая, в начальстве. Ее часто на машине привозят с работы.

— А я ей зачем?

— Ну, ты прикольный, Захар! Или не знаешь, зачем бабе мужик нужен? Иль тебе на пальцах объяснить? Она живой человек, как и все мы.

— А чего на работе не нашла подходящего мужика, я зачем?

— То ей одной известно. Сердцу не прикажешь. Оно само выбирает.

— Откуда знаешь, что меня приглядела?

— Сама сказала. За молоком ко мне ходит уже какой год. Так вот и разговорились. Узнала про ее страдание.

— Откуда она меня знает? Где видела?

— Она все годы у тебя обувь ремонтировала, еще когда в мастерской работал. С девчонок к тебе прибегала. Но ты вниманья не обращал никогда. Не взглянул ни разу, не спросил имя.

— А как же полюбила? Иль придумала меня?

— Да кто ж знает? Бабье сердце сплошные потемки. В нем самой не разобраться и ничего не понять. Заблудиться не мудро.

— Чего она хочет?

— Во, чудак, знамо дело, свидеться с тобой!

— Так пусть приходит, познакомимся!

— Не-ет, она женщина совестливая. Не может прибежать сучонкой, себя не уронит. Ее в городе не просто знают, а и уважают.

— Ну, а я как к ней припрусь?

— Вот это ты думай. Я тебя ни за руку, ни за хрен к ней не поволоку. Сами разбирайтесь. Ты спросил, я рассказала. Дальше не мое дело.

— А другой бабы в запасе нет?

— Тебе двух мало?

— Эти не то, — сморщился Захарий.

— Есть еще. Но та пусть дозреет.

— Она кто? Я ее знаю?

— Еще бы! Да только заковык и заморочек полно. Потому, сама себе признаться боится.

— Ну и дела! Целых три бабы! А я все в девках хожу, нецелованый и необогретый как барбос. Разве не обидно? В бане спину потереть некому. Ночью в холодной постели сплю. А три бабы страдают. Не-ет, это непорядок!

— К Василине иль Акулине, хоть сегодня скачи. Авось сладится!

— А может третья моя! Ну, зачем мне баба гордячка, какую весь город знает и уважает. Мне поскромнее бы! Да и мужик от нее, наверное, не с добра слинял, да ни разу за все годы не появился даже к детям. Тут уж не просто кобель. Небось, достала до самых печенок. Я тоже от своих ушел. Выходит, тоже козел?

— Он в лихую минуту бросил и к другой бабе пристроился. Ты ж сам живешь!

— Ладно, уговорила! Подожду, пока третья дозреет. Авось, моею станет, — рассмеялся человек, оглядев женщину хитровато и, подморгнув ей озорно, спросил:

— Ну, а мужиков моих кто присмотрел?

— Татьяна и Нина. Но те пусть сами разбираются. Я их не знаю, вижу редко и почти не разговариваю. А бабы допекают расспросами. Мне им ответить нечего. Ну, что про Толика знаю, если он с головой под машинами торчит. Только непотребное наруже. Либо задница, или от пояса до сапог. Как его разглядеть успели? Весь в мазуте, в грязи, в бензине, на него глянуть жуть. Он и не разговаривает. Целыми днями в машинах ковыряется. А в доме хозяин нужен. Да и бабе ласковый человек, а ни этот, какого в корыте до ночи не отмоешь. Пока его в порядок приведешь, Толяну снова на работу пора.

— Зато он зарабатывает классно!

— Ой, Захар! Не в деньгах счастье. Мужика за другое любят. А если он кроме машин ничего не видит, какой с него толк? Не-ет, я такого никогда не полюбила б. Лежит в паскудном виде под машиной, целуйте его во все доступные места. На хрена такой хозяин сдался. С ним даже не побрешешься.

Захарий расхохотался:

— Так это здорово. За всю жизнь ни одной ругачки!

— Чего тут хорошего? Сплошная скукотища! Это ж что за жизнь, что ни разу не погавкаться, друг другу не ввалить. Не-ет, я такой тоски не выдержала б!

— А как потом в одну постель ложиться? Ты что, офонарела? Ведь это грех — бить бабу!

— Во, даешь, Захар! Чем сильней лупит, тем круче любит. А ночью в постели мирятся. А как, знамо дело! Так завсегда водилось. Мне еще бабки говорили, если мужик не колотит, значит, не любит.

— Я Валентину за всю жизнь пальцем не трогал.

— Ну и дурак! Ей надо было мозги вправлять на место. Было за что! Всем вламывают. И она не особая!