Сначала Тлемлелх просто не мог говорить – как не смеешь иногда спрыгнуть со смехотворно небольшой высоты, словно перед тобой незримый барьер. Потом увидел, что среди напитков, которые Тина украла в Хэйнгр-Ассле, есть лакухьянго, вино из лакута, называемое также «вином болтливого языка». Выпил два бокала подряд, хотя вкус был посредственный, не для Живущего-в-Прохладе (не умеют в Харле делать хорошие вина), и после этого рассказал все.

Лиргисо, с повязкой на запястье, сидел в сторонке – в поле зрения, чтобы Тина успела парализовать его, если он попробует еще что-нибудь выкинуть, и в то же время достаточно далеко, чтобы не услышать их разговор.

Когда Тлемлелх наконец выговорился, Тина спросила:

– Почему ты раньше молчал?

Он не ответил. Он чувствовал себя полностью опустошенным.

– Если бы ты объяснил мне, что происходит, я бы положила этому конец. Почему ты ничего не сказал?

– Лиргисо велел мне молчать.

– Ну и что? Тлемлелх, ты ведь сам позволил ему так с собой обращаться, он ничего бы не смог без твоего согласия!

– Наверное, у меня такая судьба. Я попытался избежать аргхмо, не ушел во Фласс – и взамен получил то, что стократ хуже Фласса. Ты этого не поймешь, у тебя судьбы нет.

– Раньше была, – усмехнулась Тина. – Я с ней разделалась и теперь живу так, как сама считаю нужным.

Приближались сумерки, над омутами вилась мошкара. Тлемлелх не сразу ощутил, что его кусают, – до него сейчас все доходило с задержкой, – и поплотнее запахнул плащ.

– Тина, это самый страшный энбоно из всех живущих под Изумрудным солнцем. Убей его.

Он прошептал это еле слышно: не приведи Фласс, чтобы Лиргисо понял, о чем он просит!

– Не могу, к сожалению. Он владеет нужной мне информацией. Без него мы не найдем проход на Валгру.

– Если ты его не убьешь, он отомстит нам. А если убьешь, тоже отомстит… Он обещал, что после смерти превратится в демона, – вдруг у него получится! – Тлемлелха опять начало лихорадить.

– Да ничего он больше не сможет нам сделать. Пусть рискнет! А с тобой все будет в порядке. Я отвезу тебя на Нез, там красиво и хорошо.

– Почему ты хочешь мне помочь?

– Потому что ты мне помог, когда я попала на Лярн. А сегодня ты спас мне жизнь.

У Тлемлелха вырвался короткий нервный смешок, похожий на всхлип.

– Тина, я не спасал тебе жизнь. Я всего-навсего хотел добиться, чтобы он меня убил. Ты даже этого не поняла…

– Не имеет значения. Главное, что ты меня все-таки выручил. Без тебя я бы не успела выстрелить.

У нее была странная, непостижимая для энбоно логика, но Тлемлелх сейчас не был способен размышлять о логике. Его только на то и хватило, чтобы передатчик в болото забросить. Он даже не мог обрадоваться тому, что все худшее позади и сегодня ночью его не будут мучить, – он разучился радоваться. Печальные серо-зеленые сумерки, сомкнувшиеся вокруг стоянки, были одного цвета с его настроением: он чувствовал себя холодным, угасающим клочком этих сумерек.

Тина достала термоплиты, развернула его спальный мешок. То же самое происходило каждый вечер, и Тлемлелх содрогнулся от внезапного ужаса.

– Тина, не выключай переводчик!

– Не беспокойся. Еще бы я его выключила…

– И запрети мне подчиняться Лиргисо.

– Почему я должна тебе что-то запрещать? – Она полуобернулась от карты, которую рассматривала в золотистом свете термоплит, расстелив на земле. – Просто не подчиняйся, и все.

К нему начало подбираться отчаяние: неужели все снова пойдет по-старому?

– Тина, я не смогу! Я не хочу ему подчиняться, но это сильнее меня. – Еще тише Тлемлелх добавил: – Я ничего больше не могу.

– Ладно, тогда я запрещаю тебе общаться с Лиргисо, потому что я здесь главная. Этого достаточно?

– Спасибо, – благодарно пробормотал Тлемлелх, устраиваясь на спальном мешке, но вдруг его снова захлестнул страх, ледяной, как струи флассова ливня. – Тина, он не должен стать Императором! Это будет катастрофа для всех живущих, хуже Сефаргла, будь он навеки мертв…

– Ох, успокойся наконец, – вздохнула Тина. – Кто ему даст стать Императором? Этот их бредовый план только тем и хорош, что невыполним на практике. Он и хотел бы, да не сможет!

– Лиргисо может все, – возразил Тлемлелх, съежившись под плащом.

– Ты его немного переоцениваешь.

Он закрыл глаза. Сквозь туман полудремы донесся голос Лиргисо, вкрадчивый и очень вежливый:

– Тина, можно я подойду? Не хотелось бы стать ужином для какого-нибудь харлийского суллама…

– Подойди.

Еле слышный шелест травы под ногами.

– Вы все еще сердитесь, великолепная Тина? Это парадокс, но я рад, что вы остались живы.

– Заткнись.

После этого наступила тишина, и Тлемлелх уснул. Утром Тина сказала, что к Соосанлу они должны выйти если не завтра, то послезавтра наверняка, залив уже близко. От Тлемлелха не ускользнуло то, что треугольное лицо Лиргисо стало теперь не таким уж треугольным: левая скула заметно опухла. И выглядел он мрачнее Фласса. Раньше Тлемлелх не удержался бы от язвительных комментариев, однако сейчас, поглядев, поскорее отвернулся: кто знает, что случится дальше. Он уже убедился, что его судьба умеет преподносить злые сюрпризы.

Изумрудное солнце заставляло сиять росу на пене акварельно-ярких каэфрйонгов и драгоценные камни на зеленой, слегка потемневшей за время скитаний коже энбоно, разгоняло последние остатки болотного тумана, но Тлемлелх видел все это словно сквозь вуаль паутины, сотканной нереальными облачными прядильщиками. У него почти не осталось сил, чтобы жить дальше.