проснуться в холодном поту в половине пятого утра, – когда на следующий день ей позвонила секретарша Длугача и сказала, что с понедельника она может приступать к формированию редакции, а через неделю Виктор Григорьевич просит представить ему концепцию в общем виде…

– Он просит вас написать, какой вы видите газету, – не поняв, с чем связано Кирино гробовое молчание, пояснила секретарша. – К его возвращению из командировки. Вы слышите, Кира Леонидовна? Алло!

Вот тут-то изображать уверенность было уже затруднительно.

«Все-таки они меня приняли. И юбка не помогла», – глупо подумала она.

Юбка в самом деле разошлась по наново зашитому шву, когда Кира садилась за стол, а когда собеседование закончилось и она встала, то дырку, конечно, заметил весь совет директоров – не спиной же ей было к выходу пятиться. И каблук отломанный они, наверное, заметили тоже, и…

И почему после этой юбки, и каблука, и ее ни на чем не основанной самоуверенности, – почему после всего этого ее все-таки приняли на работу? Да она сама себя ни за что не приняла бы!

Но они ее приняли, и в понедельник Кира отправилась в редакцию газеты «Экономические материалы», чтобы познакомиться с коллективом и решить, кого из этого коллектива она возьмет работать в новую газету, которой, согласно завышенным ожиданиям Виктора Длугача, не должно быть равной на бескрайних российских просторах.

Все это – что она должна набрать в старом коллективе новый, который будет работать на территории Длугача, – сообщила секретарша Инга Алексеевна, когда Кира наконец отмерла у телефонной трубки и смогла задавать связные вопросы.

– В одном здании с Виктором Григорьевичем? – уточнила она.

– На территории, – повторила Инга Алексеевна. – В цехе белого. Там сейчас ремонт делают.

Что значит эта бессмысленная фраза, Кира не поняла. Но переспрашивать лишний раз не стала.

Она шла в старую редакцию с тяжелыми предчувствиями и в предчувствиях своих не ошиблась. Такой невыносимой работы, как знакомство с этим обреченным коллективом, ей не приходилось выполнять никогда в жизни.

Все выходные накануне этого похода Кира провела в библиотеке за чтением подшивок «Экономических материалов» и американских книжек по издательскому менеджменту. Газета, за исключением некоторых статей, казалась ей скучной, а американские книжки – фантастическими или по меньшей мере сомнительными: разве можно здесь и теперь осуществить то, что в них написано?

Но в общем-то все, о чем говорили эти книжки, было Кире понятно. Это даже настораживало: неужели управлять людьми и процессами вот так вот нетрудно, неужели логика этого занятия так очевидна?

– Конечно, – пожала плечами мама, когда Кира рассказала ей о своей новой работе и о панике, которая ее в связи с этой работой охватывала. – Ничего во всем этом хитрого нет. Уж если я бухгалтерию освоила, то почему же тебе издательское дело не освоить?

Мама действительно освоила бухгалтерские премудрости в совершенстве, причем очень быстро. Этому можно было удивляться, потому что до рождения Киры она училась, как и папа, на филфаке, и любые цифры, не говоря про какую-то там бухгалтерию, были для нее в те времена темным лесом. Но потом настали другие времена, за знание метафор и литературных течений платить перестали, у папы это не вызвало ничего, кроме отчаянного раздражения, и мама пошла на краткосрочные бухгалтерские курсы, после которых бабушка через кого-то из своих бесчисленных знакомых устроила ее в бухгалтерию Гостелерадио. Уже через год мама так наловчилась, что могла бы не в пыльноватую контору, а в крупную фирму устроиться. Но в крупной фирме от нее потребовалась бы слишком большая самоотдача, а отдаваться мама могла только папиным делам, ни на что другое у нее не оставалось ни сил, ни времени.

– Освоишь, Кира, освоишь, – уверенно сказала она. – Ты начальница прирожденная, как бабушка твоя была. А навыки – дело наживное.

– Бабушка ни над кем не начальствовала, – напомнила Кира.

– Ты думаешь? – усмехнулась мама. – Я при ней слово сказать боялась. Да и на работе все перед ней по струнке ходили, хотя она даже не заведовала ничем – изучала свои восточные рукописи, и всё. Но вот только глянет с недовольством – мороз по коже. А почему, поди пойми. Такая уж натура. А что она в начальники не лезла… Такие времена были. Она от всего этого, советского, подальше старалась держаться. Принципиально. Ну а теперь времена другие, и из тебя начальница выйдет хоть куда.

Наверное, мама была права; Кира сама это сознавала, и не без тщеславия. Но ее первый день в «Экономических материалах»…

К вечеру этого дня в голове у нее звенело от многообразия интонаций в диапазоне от вызова до угодливости, с которыми разговаривали с нею незнакомые люди, от уверений и жалоб этих людей, от их просьб войти в положение – умирающая мать, больной муж, маленькие дети… Она не могла разобрать, правду ли они говорят, не понимала, сможет ли с ними работать, и даже не столько – сможет ли сама, сколько – будет ли от их работы какой-нибудь толк.

– Кира Леонидовна, ведь я в этой газете со дня основания! И в последнее время – сплошные нервы!

Перед Кирой сидела женщина с огромными перепуганными глазами и нервно теребила бумажный носовой платок. Казалось, скажи Кира одно неосторожное слово, и этот платок мгновенно промокнет от проливных слез. Звали женщину Галина Рюриковна, но она попросила называть ее просто Галиной или даже лучше Галей, хоть и была намного старше Киры.

– Почему же в последнее время сплошные нервы, Галина? – спросила Кира.

– Потому что меня подсиживают! Подставляют, как теперь принято говорить.

– В чем это выражается?

– Вам уже про меня наговорили, я уверена! – В платочке появилась дыра, и Галина Рюриковна нервно бросила его на пол. Потом спохватилась и подняла. – Сказали, что я визирую сомнительные документы, да?

Ничего подобного Кире никто не говорил, да она и не просила никого говорить ей о коллегах. Каждый из тех, с кем она сегодня беседовала, интересовал ее только сам по себе, а сплетни не интересовали уж точно.

– Понимаете, у меня украли печать, – торопливо, почти лихорадочно принялась объяснять Галина Рюриковна. – Меня не любят, с этим ничего не поделать, я принципиальная, а таких не любят, вы же понимаете, потому что…

– Что за печать, Галина? – перебила Кира.

– Это наша внутренняя, прежний главный редактор завел, я должна была визировать… Конечно, не великие распоряжения, но все же. Мы многим экономическую информацию из наших баз предоставляем, за деньги, а на это требуются основания, вы же понимаете, ну вот, у меня была печать. И ее украли. А потом мне намекнули, что она всплывет на каких-нибудь сомнительных документах. И что меня за это посадить можно будет, ну, или уволить – точно…

От ее лихорадочной речи можно было сойти с ума. Ее мнительность напоминала паранойю. При мысли о том, что придется с ней работать, становилось не по себе. Но базы, которые она создала, находились в идеальном состоянии, Кира сама не раз в этом убеждалась во время своей работы в «Транспорте».

– Всплыла? – сухо поинтересовалась Кира.

– Что?

Галина Рюриковна замолчала, словно споткнулась.

– Печать на сомнительных документах?

– Нет… – растерянно проговорила та.

– Галина, извините за банальность, но давайте будем отвечать на неприятности по мере их поступления, – сказала Кира. – Вы на обед собирались? Обедайте, пожалуйста.

По счастью, за этот день Кира наслушалась не только утомительных, но и смешных историй, которые поднимали настроение.

– Муженек дорогой каждый день канючит: «Ленка, ну чего ты панику поднимаешь? У меня на фирме просто задержка зарплаты». А я ему: «Полгода задержки не бывает! Это, милый мой, уже беременность, само не рассосется. Делай давай что-нибудь, бизнесмен хренов!»