Слышали вы про еврейское счастье? Про то самое еврейское счастье‚ которого отлили с избытком? Это оно и есть. Сидят они день‚ сидят другой‚ а еды нет‚ и воды тоже не дают. Чтобы чавканьем‚ хлюпаньем‚ чмоканьем мотыльковое не нарушили трепыхание‚ паутинную не повредили невесомость.
Горло высохло‚ язык вспух‚ в висках застучало и живот опал.
– Пинечке‚ – сказал Мендл и шумно сглотнул. – Снять кожу с куриной шейки‚ поскоблить и промыть; зашить с одного конца нитками‚ натолкать внутрь фарш‚ тесто со шкварками: только не плотно‚ ни в коем случае не плотно‚ чтобы в кипятке не лопнуло, прихватить нитками второй конец и варить в бульоне вместе с курицей.
– Можно сварить и в воде‚ – возразил Пинечке. – Где мы возьмем курицу?
– Как это где? – Мендл даже обиделся. – Если есть шейка‚ с которой мы сняли кожу‚ то должна быть и курица.
– Совсем необязательно. Мне‚ например‚ ни разу в жизни не доставалась и курица‚ и ее шейка.
Авремелю‚ Авремелю‚ седенький ты наш...
Ицхокеню‚ Ицхокеню‚ слепенький ты наш...
Янкеленю‚ Янкеленю‚ крепенький ты наш...
Ой‚ попросите! Ай‚ да попросите
Боженьку за нас...
Попели – еще поголодали. Носом потянули воздух.
– Пинечке‚ – сказал Мендл. – Я чувствую запах каши‚ гречневой каши с дальних земель. В Одессе подгорела каша‚ а я ее чувствую. В Киеве сварили суп с мясом‚ а у меня колики в животе. – И забормотал: – Угощаю. По большому счету. Вот вам‚ Пинечке‚ форшмак. Вот вам гефилте фиш. Вот вам‚ душа моя‚ креплах в бульоне и латкес со сметаной.
– Стоп‚ – сказал Пинечке. – Или – или. Если мы едим куриную шейку‚ то тогда без латкес.
– Это еще почему? Я уже положил себе полную тарелку картофельных оладий со сметаной‚ а рядом куриную шейку. Две шейки.
– Мендл! Курица со сметаной – фи.
Тот поглядел с мольбой:
– Мы же не едим‚ Пинечке‚ мы мечтаем.
И со свистом потянул воздух‚ будто сглотнул с ложки наваристый куриный бульон с разварной яичной лапшой.
Грешные мысли хуже грешных поступков.
К вечеру поскреблись в оконце‚ и немереный человек Гаврила Облом прильнул к решетке. От земли высоко‚ а ему в самый раз.
– Переполнилось‚ – сказал. – Подобралось под горло и затошнило. Срочные принимаю меры.
Что же у них оказалось? А то у них оказалось. Вышли на улицы гумики‚ глазки пощурили пумперникели: что это вы‚ народы‚ без причин нахмуренные? Что это вы насупленные за шторой‚ угрюмые под одеялом‚ поскуливающие в туалетах? И одежды на вас заграничнее‚ и быт устроеннее‚ и гарантии продленнее‚ невообразимый кругом изыск‚ соловьиный вздох‚ мотыльковая паутинность‚ – какого вам еще рожна‚ граждане?.. И покатили по улицам машины, крытые кузова‚ с веселящим внутри газом. Кто хмурится‚ того в кузов. Кто печалится‚ тому сеанс. Двери задраят‚ газа напустят: до слез‚ до колик‚ до выворачивания кишок. Чтобы сердце в клочья‚ печень на разрыв‚ улыбка до уха.
Стал Пинечке думать‚ что делать теперь и как помочь‚ тоненько выпевал под нос: 'Было во дни Ахашвероша. Это Ахашверош‚ царствовавший от Индии до Куш над ста двадцатью семью областями...' А вслух сказал так:
– Мне что иногда кажется? Мне то иногда кажется. Время ломает силу: ждите‚ если дождетесь. Сила ломает силу: рискните‚ если не боязно. Сила рождает страх: не пораниться бы о самого себя. Ты об этом подумал‚ беспечный человек?
– Я подумал обо всем‚ – строго сказал Гаврила. – Прощайте. Больше‚ наверно‚ не увидимся. Если не вернусь‚ считайте меня великаном.
8
Был случай в давние времена‚ случай-остолбенение. И вот Луз‚ удивительный город Луз‚ за стенами которого никто не умирал‚ ибо Самаэль – горестное имя – не имел туда доступа. Жители сами решали‚ когда расставаться с миром: шли за город и там отдавали душу. И вот два служителя у царя Соломона‚ преданные и расторопные‚ и Самаэль не мог к ним подобраться. Огонь и снег тело Самаэля: опоясался мечом‚ злобой облачился‚ но дутши забрать не мог. А почему не мог? Полагалось служителям Соломона упокоиться в означенном месте‚ а они там не бывали‚ туда не собирались‚ и ангел смерти вопил-печалился: 'Горе мне! Когда же я хохотать буду?..' Прослышал об этом царь Соломон‚ и что же он сотворил? Что сотворил он‚ мудрый из премудрых‚ чтоб уберечь преданных своих служителей? Взял и отправил их в Луз‚ в удивительный город Луз‚ куда Самаэлю нет доступа. Пошли они по повелению Соломона‚ приблизились к городским воротам‚ пали на лица свои и смерть приняли‚ а Самаэль лопался от хохота в превеликом довольстве. 'Чему же ты радуешься?' – с досадой спросил Соломон. И ангел смерти ответил: 'Это как раз то самое‚ означенное для них место‚ куда они не могли попасть. А ныне‚ о премудрый Соломон‚ с твоей легкой руки‚ наконец-то‚ попали'.
Под утро заскрипел ключ в замке‚ отворилась дверь‚ встал на пороге тюремщик‚ отмытый и отутюженный. Знак на груди 'За усердие и бескорыстие в пользу казенную'.
– У нас нынче праздник. Пожалте на расстрел.
– Даже так?.. – Сил не было пугаться: – А за что‚ если не секрет?
Ответил обстоятельно:
– Чтобы пыльцу не сдули. А за сдутие пыльцы у нас полагается расстрел. И за остальное тоже.
Вывели их в коридор. Повели по двору. Потом по улице. Запахи ударили в ноздри: прелой листвы‚ кислой мочи‚ непроветренной постели с далекого балкона.
– Пинечке‚ – сказал Мендл. – Что‚ по-вашему‚ лучше? Зло с доброй целью или просто зло?
– Сложные вы задаете вопросы. Особенно под конец жизни.
– Когда же задавать‚ если не теперь?..
На площади‚ под покрывалом топорщилось нечто‚ узкое и высокое. Рядом стоял секретный солдат Степан Змиев‚ лицо прикрывал рукавом.
– Стёпкеле‚ не вы ли стрелять будете?
– Это тайна. Мне пока не сообщили. Но подготовиться следует.
Затвор передернул и пулю дослал. Чтобы дожидалась команды в канале ствола.
– У нас на сегодня насыщенная программа‚ – радостно сообщил тюремщик и руки потер от удовольствия. – Сначала полонез Огинского. Потом показательный расстрел. За ним открытие памятника неизвестному вождю. И напоследок еще расстрел.
– Если так, – сказал Мендл. – Нельзя ли меня поздравить? С окончанием жизненного пути. Пожать руку‚ вручить подарок‚ пожелать успехов в загробной жизни. Поторопитесь. Через пять минут будет поздно.
– Через три‚ – уточнил тюремщик.
Народ собрался на площади – улыбчивые гумики. Глядели приветливо – ласковые пумперникели. И ни единого великана не проглядывало в толпе: может‚ попрятались по щелям‚ а может‚ и вымерли‚ прекратили существование от ужаса–омерзения.
Поначалу сыграли полонез. Дружным скрипичным составом. Полонез как полонез: Пинечке понравилось.
Потом взяли его под руки и бережно поставили к стенке. Гумики выстроились напротив. Ружья вскинули пумперникели. И улыбка у каждого до сиропной сладости.
Пришла кошка с живодерни – морда драная. Пришлепала собака – бока битые. Прискакал всклокоченный‚ в проплешинах‚ петух: недоощипали для супа. Встали возле Пинечки‚ головы вскинули: кончать – так всех!
Гумикам это не понравилось:
– Умереть всякий сможет. Ты отживи поначалу свой срок. По приговору суда.
