Ночью пришел приказ, и мы выдвинулись… Сам Марцелл пришел проводить нас. Он сказал:
— На рассвете вы должны быть внутри чертовой крепости. Пока мы не взяли Ортигию, черномазые в любой день могут высадиться в сей чертовой бухте, выбить нас из Сиракуз и восстановить укрепления на Высотах. Тогда нам придется брать Высоты второй раз. Кто хочет еще раз залезть на Высоты, а?
Ребята расхохотались, тогда Марцелл поднял руку, призывая к вниманию, и добавил:
— Значит, так: в крепости есть отдельные разумные греки. Вы понимаете, что я имею в виду под словом «разумные». Они сообщили, что с той, обратной стороны крепости — отвесная скала со стеной, а за нею — машины. Сверху никто не видит того, что творится на камнях под скалой, а машины ночью не охраняются.
Есть задумка… С десяток добровольцев должен влезть по той отвесной скале да поднять на веревках товарищей. А потом, все, кто заберутся наверх, должны открыть основные ворота… Не мне объяснять вам, как это делается…
Распахните ж ворота мне так, чтоб в них проехали наши триумфальные колесницы! Пленных не брать. Кроме одного. Предатель Архимед мне нужен живым. Тот, кто приведет его ко мне целым и невредимым, получит награду в тридцать талантов греческого серебра.
Ребята прямо заорали от радости: на тридцать греческих талантов можно купить целую виллу на берегу Тибра — такую, знаете, всю из мрамора и с бассейном. Рабов — штук сто, ну и рабынь — само собой, то-то будет развлечений до самой смерти! Я представил себе, как я возвращаюсь домой и бросаю в ноги матушке мешок с серебром, а она обнимает меня, целует, а потом мы устраиваем пир на весь Авентин, и я сижу во главе стола, а рядом со мной Терция Басса, — все детство мы играли с ней вместе, а когда я пошел на Войну, она сплела венок из ромашек мне на прощание.
Матушка теперь пишет, как Терция ухаживает за ней и помогает ей по хозяйству. На войне погибло много народу с нашего Авентина, и теперь почти все незамужние девушки живут в домах тех парней, что живы еще, помогая своим будущим «матерям». Говорят, что это самый верный способ удержать за собой парня после войны, — вряд ли на Авентине найдется хоть одна сволочь, что пойдет против мнения своей матушки да ее Благословения!
Да я и не против, Терция — девчонка что надо, не то что всякие там патрицианки с Палатина: идет, нос до неба, вид такой, будто дочь самого Тарквиния Гордого, а на деле — шлюха шлюхой. Эти благородные сучки мало того, что детишек из себя вытравляют, так и еще разводятся по сто раз.
Мы тут с мужиками обсуждали уже, — не по-людски это все: либо девчонка выходит замуж один раз и на всю жизнь, либо она не девчонка, а — шлюха. Какая разница, — по закону она с разными мужиками спит иль — за деньги, все равно — шлюха.
А денежки за Архимеда мне — ой-ой-ой как понадобятся. Помните про эти самые трубы в театре Диониса? Задумка тут у меня есть, — сам-то театр мне ни к чему, а вот вода, идущая кверху сама собой — это здорово. Авентин — высокий холм, и в лучших домах на самой вершине холма воды испокон веку не было. Я сам в детстве таскался со здоровенным ведром за водой. А вот были бы у меня денежки, я б построил вот такую трубу от колодцев на самый верх моего холма и продавал ее по ведру за обол. Красота, — сиди себе у трубы, а денежки сами собой в карман — так и текут!
В общем, стал я приставать к старикашке: расскажи мне про то, как это здесь все работало, а он — бумаги с расчетами под замком у самого Архимеда!
Так что, когда мы выходили из лагеря, я поймал моего старикашку за шиворот и велел стеречь лагерь, как зеницу ока, а пуще всего — книжки всякие. Так и говорить всем: «Достояние Римской Республики» — грызет меня мысль на сей счет.
Короче, если останусь жив, найду эти книжки, принесу старику, чтоб перевел. Поверите ли, — спать не могу: вижу воду, текущую вверх. А в ней мои денежки!
Если только останусь жив… Мраморная вилла на вершине холма, огромный бассейн, фонтаны… Стоит Терция Басса и обнимает мою милую матушку, а вокруг — детки бегают и в ушах так и звенит от их голосов… Если останусь жив.
