Макс передал ей судки под металлическими крышками, откупорил бутылку и разлил вино по бокалам.
Джулия наслаждалась едой, и Макс уж было подумал, что просмотра DVD он избежал.
— Ужин потрясающий. Спасибо, Макс.
Он улыбнулся. Какая она сегодня красивая! Волосы распущены по плечам, взгляд теплый и ласковый. Вот если бы… Нет. Пока нет. Но если бы он мог склонить ее к близости, то, возможно, убедил бы вернуться к нему.
— Я рад, что тебе понравилась еда, — сказал он. — Может, теперь сыграем партию в шахматы?
Она лукаво улыбнулась.
— О'кей. Если не боишься проиграть. Я помню все твои хитроумные комбинации.
— Я хитрее тебя.
— Посмотрим, кто победит. — Джулия показала ему язык.
Макс был на шаг от выигрыша, но тут Мэрфи, которому надоела роль зрителя, вдруг встал, обошел вокруг стола и, взмахнув хвостом, смел все фигуры с доски.
— Ой, какое невезение! — с озорной улыбкой воскликнула Джулия. — Придется начинать сначала.
— Не нужно. Я помню все ходы. — Макс стал расставлять фигуры на прежние места.
— Твой конь здесь не стоял.
— Нет, стоял.
— Да нет же. Он был вот здесь. А твой слон — там.
— Ерунда. Как мог слон стоять там? Джулз, сдавайся. — Макс откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу. — Ты проиграла.
— Ничего подобного.
— Раньше ты никогда не обманывала.
— Я не обманываю — просто хочу разрядить атмосферу.
Он сглотнул слюну — в горле пересохло.
— А что не так?
— Не знаю, но стоит мне упомянуть DVD, как ты странно себя ведешь. Почему ты не хочешь посмотреть, как дети выглядели при рождении?
— Я хочу, — соврал он.
Джулия встала, убрала шахматы и вставила диск в плеер.
— Хорошо, — сказала она. — Вот смотри: дети в роддоме.
Макс крепко сжал левой рукой бокал с вином, а Джулия неожиданно взяла его за правую руку и прижалась к нему.
— Это Ава, — объясняла Джулия. — Она родилась первой и хотя была меньше, чем Либби, но сейчас весит больше. А это Либби, У нее были сложности с дыханием, и… несколько дней мы думали, что она не выживет.
Пальцы Джулии впились ему в руку, и он понял, что этот просмотр нелегок и для нее.
— Они такие крошечные, — с трудом выдавил он.
— Близнецы всегда очень маленькие — у них ведь меньше места для того, чтобы расти. Но к моменту родов моя матка не смогла больше растягиваться из-за спаек, и пришлось сделать кесарево сечение.
— Какой ужас.
Макс изменился в лице. Почему, о господи, она ничего ему не сообщила? Хотя какой от него прок?
— Да, было тяжело. И я очень боялась. Едва тебе не позвонила.
— Я бы приехал, — хрипло произнес он.
— Да? Приехал бы?
Она посмотрела на него, а он отвернулся и повторил — правда, не очень-то убедительно:
— Да, приехал бы.
— Макс, я могу тебя кое о чем спросить?
Сердце у него упало.
— Конечно.
— Кто такая Дебби?
Вино перелилось через край бокала прямо ему на руку и расплескалось по дивану. Он вскочил и стал салфеткой промокать пятно. Джулия забрала у него салфетку и усадила обратно на диван около себя.
— Макс, давай поговорим. Кто она? Почему твоя мама так удивилась, когда поняла, что я никогда не слышала о Дебби?
Макс, не мигая, смотрел на нее, тяжело дыша. Но он обязан ей сказать… он давно должен был это сделать.
— Дебби была моей девушкой, — наконец произнес он чужим голосом. — Она ждала ребенка, и у нее был тяжелый токсикоз. Ей сделали кесарево сечение, но она не выжила. И ребенок не выжил. Мой сын. Он прожил пятнадцать часов и семь минут. Родился преждевременно, через двадцать шесть недель. Вот почему, когда ты стала показывать мне DVD… — Он стиснул зубы, сдерживая слезы.
Джулия молчала, молчала очень долго, а потом дрожащим голосом спросила:
— У него было имя? У твоего мальчика?
Он хотел ответить, но слова не шли. Наконец нашел силы тихо сказать:
— Да. Я назвал его Максом. В честь отца.
— Господи, Макс…
Глаза у Джулии наполнились слезами, и она зажала рот рукой, подавляя рыдания. Она плачет по Дебби и их сыну, которому суждено было прожить всего несколько часов! Макс не мог на это смотреть.
Горе настолько цепко держало его и не отпускало, что он был не в силах наблюдать, как рождаются его дочки. Боялся, что сердце у него разорвется, если он заставит себя досмотреть фильм до конца.
Он почувствовал, как Джулия утирает ему лицо, мокрое от слез.
— Макс, успокойся, — прошептала она. — Все хорошо.
И он поверил ей. Впервые за пятнадцать лет не стал сдерживать слезы, и они потекли у него по щекам.
Глава седьмая
На следующее утро Макс проспал до девяти часов. Джулия не помнила, когда он спал так долго.
В восемь она тихонько вошла к нему в комнату и увидела, что Макс лежит ничком и размеренно дышит. Как всегда, он спал голым, одеяло наполовину сползло, но в комнате было тепло, и она не стала его укрывать. Но как же ей хотелось забраться к нему в постель и обнять его! А вместо этого она на цыпочках вышла из комнаты, спустилась вниз и включила стиральную машину. Мэрфи принес ей свой мяч на веревке, приглашая поиграть, и она вышла с псом в сад, но вскоре вернулась в дом — нельзя оставлять девочек одних даже в манеже, они такие резвые.
Под негромкую музыку, доносившуюся из радиоприемника, Джулия складывала выстиранное накануне и высушенное над плитой белье, потом сварила себе кофе. Услыхав скрип половиц наверху, она вздохнула с облегчением — с Максом все в порядке, он проснулся.
Прошлым вечером они проговорили не один час. Он рассказал ей, как познакомился с Дебби, как они радовались, узнав, что она беременна. Рассказал про рождение Макса и про то, что мальчик умер у него на руках. И тогда Макс поклялся никогда не подвергать ни одну женщину подобному риску.
— Выходит, ты изначально не был против детей?
— Нет. Я бы их полюбил. Как сейчас девочек. Они — самые замечательные на свете. Просто не верится, что они у нас есть. Но я не знаю, как бы повел себя во время твоей беременности.
— А что бы ты сделал, если бы я тебе сказала?
