— Что такое?

— А то, что едва я собралась уходить, как в дом пришли за тобой альгвасилы со стражей.

— За мной? А по какой причине?

— Они сказали, будто ты напал на отряд королевских солдат. Я соврала, что тебя нет в Мехико, они перерыли весь дом и, наконец, ушли, поклявшись разыскать тебя.

— Ну, пускай попробуют!

— А что же ты собираешься сделать?

— Прежде всего скроюсь, а там увидим.

— Зачем ты вызвал меня?

— Для одного дельца, — ответил Москит, показывая на комнату рядом, где спала Хулия. — Этой ночью я заработал хороший куш, будет на что прожить целый год, даже если мне весь год придется скрываться.

— Что же там такое?! — воскликнула Паулита, собираясь войти в таинственную комнату.

— Погоди, сейчас все расскажу толком и объясню, что тебе следует делать. Мне ведь придется бежать, понимаешь? С альгвасилами шутки плохи. Здесь спит девушка, которую я похитил по поручению одного кабальеро. С девушкой уговора не было, а потому ей пришлось дать сонный порошок, и уж потом я приволок ее сюда. Кабальеро придет только завтра утром; ты постереги ее здесь, чтобы она не сбежала, и подожди прихода сеньора.

— Но кто она, как ее зовут?

— Ты ее знаешь и будешь весьма удивлена.

— Скажи же мне…

— Сеньора, велевшего мне похитить девушку, зовут дон Педро Хуан де Борика, он муж той дамы, у которой ты бывала.

— А девушка?

— Сама увидишь. Мне пора. Завтра к ночи загляну домой, если не застану тебя, приду сюда. Что поделаешь, возиться с альгвасилами мне неохота.

Москит торопливо вышел, а Паулита шагнула в соседнюю комнату, чтобы увидеть, кто же там находится.

Хулия лежала лицом к стене; Паулита подошла к ней и при слабом свете ночника вмиг ее узнала.

— Хулия!

— Паулита! — откликнулась девушка, вскакивая.

— Что такое, Хулия? Почему вы здесь, что означает ваше спокойствие?

— Я сама не понимаю, что происходит. Разве я не в вашем доме?

— Нет.

— Так где же я? Чей это дом? Как я сюда попала?

— Не знаю, чей это дом. Вас привели сюда обманом, но я не дам свершиться этому злодейству, хотя мой собственный муж принимает в нем участие.

— Что, что вы говорите? Объясните все толком.

— Хулия, вчера вечером вам подсыпали порошок, и вы заснули как убитая. Пользуясь этим, вас вынесли из дому и принесли сюда.

— Кто это сделал?

— Дон Педро Хуан, ваш отчим.

— Боже мой, какая низость! Но зачем?

— Сами понимаете, ведь он влюблен в вас. Итак, он расстроил вашу свадьбу и держит вас в своей власти.

— Бесчестный человек! Я никогда, никогда не соглашусь на это. Прошу вас, Паулита, проводите меня домой. Я должна завтра же повенчаться, вот единственная возможность освободиться от преследований этого чудовища. Когда я буду замужем, ему придется расстаться со своей надеждой.

Паулиту вмиг осенила новая мысль: когда Хулия будет замужем, дон Энрике тоже навсегда потеряет надежду. Теперь она знала, как надо действовать.

— Вы правы! — сказала она. — Вам надо вернуться домой. Вставайте, я вас провожу.

Хулия, пошатываясь, встала.

— Мужайтесь, — сказала Паулита, — завтра в это время вы будете навеки связаны с доном Хусто.

Теперь настала очередь Хулии вспомнить о доне Энрике, или, вернее, об Антонии Железной Руке, — ведь она знала его лишь под этим именем.

— Паулита, — сказала она, — это неслыханно тяжелая жертва: я навеки расстаюсь с человеком, которого люблю, я решаюсь забыть его, хотя он не дал мне повода проявить столь черную неблагодарность. Появись он передо мной завтра в час венчания, я умерла бы от стыда и горя, — ведь он не только любил меня, он спас мне честь и жизнь, а я плачу ему, благороднейшему человеку, непростительной изменой.

Паулита вздрогнула, слова Хулии прозвучали упреком в ответ на ее недостойный замысел; ей показалось, что она слышит голос своих покойных родителей, шепчущих ей «неблагодарная», и ей стало невмоготу долее сдерживаться. По природе своей Паулита была создана, чтобы творить добро.

— Послушайте, — сказала она вдруг, — тот пират, о котором вы мне рассказывали, был родом мексиканец?

— Да, а почему вы спрашиваете?

— У себя на родине он был богат и знатен?

— Моей матери он говорил, будто самому королю не уступит в богатстве и знатности.

— Боже мой, Хулия, кажется, этот человек здесь, в Мехико.

— Что вы сказали?! — в ужасе воскликнула Хулия.

— Да, мне кажется, он здесь… а зовут его дон Энрике Руис де Мендилуэта, я вам говорила о нем.

— Милосердный боже! Тот самый, кого вы так страстно любите?

— Тот самый.

— Паулита, бог этого не допустит, ведь я способна возненавидеть вас.

— А вы не думаете, Хулия, что я тоже вправе возненавидеть вас? Ведь вы у меня отняли того, кого я полюбила задолго до вашей встречи.

— Но вы отказались от него и вышли замуж за другого.

— Потому что я не смела надеяться на счастье принадлежать ему.

— Так надо было пожертвовать всей своей жизнью и продолжать боготворить его, а не связывать себя с другим.

— А вы, Хулия, разве вы не решаетесь выйти замуж за другого?

— Ради счастья моей матери. И очень страдаю.

— И я, я тоже страдаю.

Обе застыли в молчании; недоверие, ревность, ненависть и любовь боролись в сердцах этих женщин. Они не знали, что делать, как поступить. Хулия восторгалась великодушием Паулиты, которая сообщила ей, что ее возлюбленный находится в Мехико. Паулита думала о том, что она своим сообщением, может быть, вернула счастье дону Энрике.

Неожиданно Паулита спросила:

— Как вы думаете поступить?

Хулия, не отвечая, посмотрела на нее с недоверием.

— Отвечайте, Хулия, вы еще не знаете, на что я способна.

Хулия поняла эти слова, как угрозу, и, закинув голову, спросила с вызывающим видом:

— На что же вы способны?

— Хулия, — сказала Паулина, бледнея, и голос ее дрогнул. — Хулия, я способна на все самое хорошее и самое дурное. Да удержит меня рука бога.

В ответ Хулия лишь надменно усмехнулась.

— Заклинаю вас счастьем вашей матери, не смейтесь надо мной — ревность сжигает меня, я способна убить вас или убить себя. Я не хочу мешать счастью дона Энрике, но я не в силах стать свидетельницей его счастья.