— Благодарствуйте, ваша милость, у меня нет аппетита.

— Если желаете прилечь, вот вам кровать; только не проспите моего стука…

— Об этом не беспокойтесь, — с улыбкой ответил Москит.

— Ну, так до скорого.

Педро Хуан вышел, а Москит повернул в замке ключ.

В тот вечер Педро Хуан ужинал дома; он сидел во главе стола между сеньорой Магдаленой и Хулией. Во время ужина Педро Хуан держался совершенно спокойно; Хулия выглядела озабоченной, сеньора Магдалена — веселой и оживленной.

— Сегодня Хулия проведет с нами свой последний вечер, — сказал Педро Хуан, обращаясь к жене. — Мне очень жаль, но я спокоен за нашу Хулию, ведь она отдаст свою судьбу в руки человека, который ее безгранично любит, хотя она и отвечает равнодушием на его чувство.

В этих словах скрывался тайный смысл, но разгадать его мог бы только Москит, ужинай он в это время за одним столом с семьей.

— Да, завтра свадьба, если богу будет угодно, — откликнулась сеньора Магдалена.

— Для нашего последнего ужина, — продолжал Педро Хуан, — я припас превосходное вино, которое, к сожалению, не придется по вкусу моей Магдалене, — ведь оно из Испании.

— Ошибаешься, мой друг, — с улыбкой заметила сеньора Магдалена, — я делаю исключение в двух случаях: мне нравятся, несмотря на их испанское происхождение…

— Вина, — подсказал Педро Хуан, — и…

— И мой дорогой муж, — нежно заключила сеньора Магдалена.

— Ну так вот, муж идет в погреб за вином! — весело воскликнул бывший живодер, поднимаясь из-за стола.

В этот миг сеньора Магдалена почувствовала себя поистине счастливой. Нагнувшись к Хулии и поцеловав ее в лоб, она сказала взволнованно:

— Видишь, дочурка? Тебе я обязана своим счастьем.

Хулия ответила матери поцелуем и украдкой смахнула слезу со щеки. Дорогой ценой платила она за счастье матери.

Педро Хуан вернулся, неся в одной руке откупоренную бутылку, а в другой — наполненный бокал.

— Вот так вино! — воскликнул он. — Я разрешил себе его отведать, сделал всего один глоток из вежливости, да, именно из вежливости. Это ваш бокал, Хулия, возьмите; ты, Магдалена, дай мне свой бокал, а тебе я налью в свой… отлично… Теперь выпьем втроем за то, чтобы Хулия была счастлива, как я на то надеюсь.

Все трое осушили свои бокалы.

— В самом деле, прекрасное вино, — сказала сеньора Магдалена, — не правда ли, дочурка?

— Да, чудесное, — ответила Хулия, подавляя ощущение какого-то неприятного привкуса.

Ужин проходил оживленно, семья засиделась за столом; Хулия первая встала со словами:

— Я пойду к себе, матушка.

— Тебе нездоровится?

— Нет, просто хочется спать. Покойной ночи.

— Храни тебя господь.

Хулия ушла в свою комнату.

— Уж не заболела ли она? — с участием спросил Педро Хуан.

— Да нет, у нее, наверно, голова закружилась от этого вина, — сказала сеньора Магдалена, — да и мне уже пора на покой.

— А я пойду заканчивать дела. Мы должны выделить Хулии приданое. Для нас это вопрос чести.

— Как ты добр, Педро Хуан! — сказала сеньора Магдалена. — Не задерживайся слишком долго.

Сеньора Магдалена удалилась в спальню, а Педро Хуан отправился на склад, чтобы там переждать некоторое время.

Хулия вошла к себе, еле держась на ногах от слабости и непреодолимой сонливости; чувство непривычной истомы охватило ее с такой силой, что, позабыв запереть дверь, она, как была в платье, бросилась на кровать, сомкнула глаза и погрузилась в глубокий сон.

Немного времени спустя дверь в ее комнату тихонько отворилась и два человека, проскользнув, как тени, повернули ключ в замке.

— А что, если она проснется? — шепотом спросил Педро Хуан.

— Для этого ей надо было бы дать понюхать уксусу, — успокоил его Москит.

— Что же дальше?

— Я открою балкон, спущусь по веревке вниз, а вы свяжете девушку и спустите ее вслед за мной.

— Веревка может поранить Хулию.

— Так оберните ее сперва в простыню и веревку привяжите к простыне. Здесь невысоко, я приму ее на руки.

— Отлично.

— Подождать вас внизу?

— Нет, отнесите ее в тот дом. Я приду туда только завтра, чтобы не вызвать подозрений.

Москит скользнул по веревке вниз, Педро Хуан спустил вслед за ним крепко спящую девушку. Москит взял ее на руки и пустился в путь.

Педро Хуан свернул веревку и вышел, заперев за собой на ключ спальню Хулии.

Москит отнес Хулию в дом на улице Санто-Доминго. Покачивание в пути и свежий ночной воздух понемногу привели девушку в чувство, и, когда Москит со своей ношей вошел в дом, она окончательно очнулась от сна.

Против ожидания, дом оказался незапертым, но внутри Москит не нашел никого, кроме женщины, заранее нанятой Педро Хуаном; Паулита еще не успела прийти.

Задыхаясь от усталости, Москит опустил свою ношу на кровать в комнате, предназначенной для Хулии.

Девушка села на край кровати и с ужасом огляделась по сторонам; все происшедшее было так странно и необычно, как бывает только во сне. Наконец ее взгляд остановился на Моските; она узнала его.

— Что это?! — воскликнула она. — Где я? Это ваш дом? А мне снилось, будто я вернулась к матери и должна выйти замуж…

Москит молчал, не зная, что сказать.

— Ради бога, объясните, что происходит, — продолжала Хулия. — Кажется, я схожу с ума. Где Паулита?

На этот вопрос ответить было нетрудно:

— Она скоро придет, сеньора, вот-вот придет.

— Не понимаю, что со мной, была ли я больна или видела все это во сне? Никак не могу собраться с мыслями, голова такая тяжелая.

— Сеньора, вы еще не вполне выздоровели: думаю, вам будет полезно поспать до прихода Паулиты.

Хулия не могла отличить явь от сна, хотя она и проснулась, но наркотическое действие порошка продолжало туманить ей голову, мысли путались; она попыталась размышлять, но была не в силах сосредоточиться и припомнить все, что произошло ночью.

События вчерашнего дня всплывали перед ней сквозь легкую дымку — слишком ясные, чтобы походить на сон, и слишком смутные, чтобы быть явью.

Голова отяжелела и клонилась на грудь с ощущением неясной боли; казалось, Хулию лихорадит; с покорностью больного человека она согласилась:

— Вы правы, посплю до прихода Паулиты; у меня какая-то слабость.

И, опустив голову на подушку, она снова погрузилась в сон. Москит вышел из комнаты и встретился лицом к лицу с Паулитой.

— Как ты задержалась, Паулита!

— Ты еще не знаешь, какие дурные вести я тебе принесла.