тебя не получается. Ты видишь, передаешь приказ руке и только потом ловишь – но опаздываешь.
– Как же иначе? Рука должна получить приказ.
– Сейчас увидишь как.
– Хорошо, показывай.
– Что ты хочешь ей показать? – спросил Нездешний с порога.
– Мы учимся ловить палки, – медленно обернувшись, ответил Ангел.
– Давно мы не виделись с тобой, Каридрис. Как поживаешь? – Арбалет Нездешнего целил Ангелу в сердце.
– Я не убивать пришел сюда, дружище. Я не состою в Гильдии. Я пришел тебя предостеречь.
– Я слышал, что ты ушел с арены. Что поделываешь теперь?
– Торгую охотничьим оружием. У меня было место на рыночной площади, но его отобрали за долги.
– За десять тысяч золотом ты мог бы выкупить его обратно, – холодно заметил Нездешний.
– Еще бы! Мне хватило бы и пятой доли. Но я уже сказал тебе: на Гильдию я не работаю. И не советую называть меня лжецом!
Нездешний разрядил арбалет, ослабил пружины и бросил оружие на стол.
– Согласен, ты не лжец. Но с чего ты вздумал предупреждать меня? Мы никогда не были настолько близкими друзьями.
Ангел пожал плечами.
– Я думал о Даниаль. Не хотел, чтобы она овдовела. Где она, кстати?
Нездешний не ответил, но Ангел увидел, как на долю секунды исказилось от боли его побелевшее лицо.
– Можешь остаться здесь на ночь. И благодарю тебя за предупреждение. – С этими словами Нездешний взял арбалет и вышел вон.
– Мать умерла пять лет тому назад, – прошептала Мириэль. Ангел со вздохом опустился на стул. – Ты хорошо ее знал?
– Достаточно, чтобы слегка в нее влюбиться. Как она умерла?
– Лошадь, на которой она ехала, упала и придавила ее.
– И это после всех бед, которые она пережила, – покачал головой Ангел. – В этом нет никакого смысла – видно, боги любят подшучивать над нами. Пять лет, говоришь? Боги! Должно быть, он очень любил ее, раз до сих пор остается в одиночестве.
– Любил и до сих пор любит. То и дело ходит к ней на могилу и говорит с ней, как будто она способна его слышать. Даже здесь, дома, иногда говорит.
– Ясно, – тихо сказал Ангел.
– Что тебе ясно?
– А ты как думаешь, Мириэль? Убийцы подкрадываются к нему со всех сторон, и он знает, что не сможет победить их всех. Зачем же он остается здесь?
– А как по-твоему?
– Он – точно матерый олень, преследуемый волками. Зная, что ему не уйти, он взбирается на высокую кручу, а потом поворачивается и ждет врага, чтобы вступить в свой последний бой.
– Никакой он не олень. Он вовсе не стар, и не пора ему вступать в последний бой.
– Он думает по-другому. В Даниаль заключалась вся его жизнь. Может быть, он полагает, что после смерти встретится с ней опять, – не знаю. Но одно я знаю так же твердо, как и он: остаться здесь – значит умереть.
– Ты ошибаешься, – ответила Мириэль, но ее словам недоставало убежденности.
3
Ралис, захлестываемый волнами боли, знал, что смерть близка. Связанные за спиной руки онемели, израненная грудь горела, ноги были переломаны. Все достоинство покинуло его вместе с криками, которые ножи и каленое железо исторгали из его груди. В нем не осталось ничего человеческого, кроме последней, едва тлеющей искры гордости.
Он ничего не сказал им. Холодная вода, которой его окатили, утишила боль от ожогов, и он открыл свой уцелевший глаз. Морак стоял перед ним на коленях, с легкой улыбкой на красивом лице.
– Я могу избавить тебя от боли, старик. – Ралис молчал. – Кто он тебе? Сын? Племянник? Зачем принимать муки ради него? Сколько ты уже ходишь по этим горам? Лет пятьдесят, шестьдесят? Он здесь, и ты знаешь, где он. Мы все равно его найдем рано или поздно.
– Он убьет вас… всех, – прошептал Ралис.
Морак засмеялся, и остальные последовали его примеру. Ралис почуял запах собственной горящей плоти за миг до того, как ощутил боль, и его горло, охрипшее и кровоточащее от криков, сумело издать в ответ лишь краткий, прерывистый стон.
Но внезапно боль прошла, как по волшебству, и Ралис услышал зовущий его голос. Освободившись от своих пут, он полетел навстречу ему, торжествующе восклицая:
– Я ничего не сказал им, Отец! Ничего!
– Старый дурак, – сказал Морак, глядя на обмякшее в веревках тело. – Пошли отсюда.
– Крепкий старик, – заметил Белаш, уходя с поляны. Морак обернулся к приземистому надиру.
– Из-за него мы потеряли полдня, а что пользы? Если бы он заговорил сразу, мы отпустили бы его, дав десять, а то и двадцать золотых. Теперь он стал падалью для лис и стервятников. Да, он крепкий мужик, но большой дурак.
– Он умер с честью, – ответил надир, глядя угольно-черными глазами в лицо Мораку. – И его ждет радушный прием в Чертогах Героев.
– Чертоги Героев? – расхохотался Морак. – Там, должно быть, большая нехватка в людях, раз они готовы принять старого лудильщика. Что он расскажет за пиршественным столом? Как продавал свои ножи втридорога и чинил дырявые кастрюли? Весело им будет там, ничего не скажешь.
– Люди часто осмеивают то, на что сами не способны, – сказал надир, опустив руку на рукоять меча.
Эти слова нарушили хорошее настроение Морака, и его ненависть к этому коротышке вспыхнула с новой силой. Вентриец повернулся к девяти своим спутникам.
– Криг не зря пришел в эти горы: он знал, что Нездешний живет где-то здесь. Мы разделимся и прочешем всю округу. Через три дня встретимся вон у того северного пика, где ручей раздваивается. Ты, Барис, пойдешь в Касиру. Разузнай там побольше о Криге: с кем он жил, где выпивал. Найди источник, откуда он получил свои сведения.
– Почему я? – спросил высокий, светловолосый молодой человек. – А вдруг вы отыщете его, пока меня не будет? Получу я тогда свою долю?
– Мы все получим свою долю, – пообещал Морак. – Если мы убьем его до того, как ты вернешься, я позабочусь, чтобы твое золото оставили для тебя в Дренане. Уж честнее, по-моему, и быть не может.
Барис, явно не до конца убежденный, все же кивнул и зашагал прочь. Морак обвел глазами оставшихся восьмерых. Все они – закаленные воины, привычные к жизни в лесу. Он и раньше пользовался их услугами и знал их как крутых, не отягощенных моралью парней. Он смотрел на них свысока, но не выдавал своих чувств. Кому охота проснуться с зазубренным лезвием у горла? Белаш был единственным, к кому он питал ненависть. Кочевник не знает страха и мастерски владеет ножом и луком. В таком деле, как это, он стоит десятерых. «Но придет день, – с мрачной усладой думал Морак, – придет день, и я его убью. Вспорю его плоский живот и выпущу кишки наружу».
Распределив всех по парам, он дал им указания.
– Если вам попадется чье-нибудь жилье, спрашивайте о высоком вдовце с молодой дочкой. Быть может, он называет себя не Дакейрасом, а как-то иначе, поэтому ищите любого вдовца, который подходит под описание. Если найдете его, ничего не предпринимайте, пока мы не соберемся все вместе. Понятно?
Воины кивнули в ответ и разошлись.
Десять тысяч золотых рагов ждали того, кто убьет Нездешнего, но для Морака деньги мало что значили. Его состояние, в десять раз превышающее эту награду, хранилось у купцов в Машрапуре и Вентрии. Главное – сама охота и слава, которой добьется человек, убивший живую легенду.
