– Это лишний раз доказывает, что на свете существует множество искусных бойцов, – проворчал он.

– Чего ты злишься?

Он помолчал и произнес со вздохом:

– В городе живут много писцов и чиновников. Без них жизнь в Дренане остановилась бы. Это уважаемые люди. Но стоит им оказаться здесь, в горах, и они умрут с голоду среди изобилия дичи и съедобных кореньев. Понимаешь? Ценность человека определяется в зависимости от обстоятельств, от опасностей, которым он подвергается. Очень многие мужчины сочли бы тебя настоящим мастером. Ты быстра и полна отваги. Но люди, которые охотятся за твоим отцом, – это воины. Ты и ахнуть не успеешь, как Белаш убьет тебя, да и Морак провозится не дольше. Сента и Курайль прошли свою выучку на арене.

– Смогу ли я когда-нибудь сравняться с ними?

– Нет, не думаю. Неохота в этом сознаваться, но такие люди, как они и я, служат злу. Мы прирожденные убийцы. Мы не любим говорить об этом, но про себя знаем правду. Нам нравится драться, нравится убивать. В тебе я такой склонности не вижу – и хорошо, что не вижу.

– По-твоему, отцу тоже нравится убивать?

– Он для меня загадка. Мы как-то говорили о нем с Даниаль. Она сказала, что в нем два человека – один добряк, другой демон. У всякого в душе есть двери, которые нельзя открывать, и он подобрал к ним ключ.

– К нам с сестрой он всегда был добр.

– Не сомневаюсь. Куда, кстати, подевалась Крилла?

– Она вышла замуж и уехала от нас.

– В детстве у вас был дар. Вы умели говорить друг с дружкой без слов и видеть на расстоянии. А теперь?

– Теперь дар пропал, – отвернувшись, сказала она.

– Как это случилось?

– Я не хочу говорить об этом. Продолжим урок?

– Разумеется. Мне за это деньги платят. Становись. – Став напротив нее, он провел пальцами по ее рукам до плеч, прощупывая бицепсы, трицепсы и дельтовидные мышцы.

Ее бросило в краску.

– Что ты делаешь? – спросила она, заставив себя посмотреть ему в глаза.

– Руки у тебя недостаточно сильны, особенно вот здесь, сзади, – сказал он, нажимая на трицепсы. – Ноги и легкие у тебя развиты хорошо, а вот руки… И равновесие ты плохо держишь. – Он поднял ее руку вверх, разглядывая пальцы. – Длинные. Слишком длинные, чтобы хорошо схватить рукоять. Надо будет обмотать ее кожей. Пошли!

Дойдя до леса, он стал ходить от ствола к стволу, оглядывая ветки, и наконец остановился под развесистым вязом, ровный толстый сук которого простирался над землей чуть выше его головы.

– Подпрыгни и ухватись за эту ветку, а потом медленно подтягивайся, пока не коснешься ее подбородком. Так! А теперь, по-прежнему медленно, опускайся, пока не выпрямятся руки. Понятно?

– Что тут непонятного, – огрызнулась она. – Невелика хитрость.

– Ну так действуй.

– Сколько раз мне это проделать?

– Сколько сможешь. Хочу посмотреть, надолго ли тебя хватит.

Она ухватилась за ветку и медленно подтянулась.

– Ну как? – спросил он.

– Хорошо, – ответила она, опускаясь.

– Еще раз!

После третьего раза ее бицепсы болезненно натянулись, после пятого их стало жечь. После седьмого руки ее задрожали, пальцы разжались, и она соскочила вниз.

– Жалкое зрелище, – сказал Ангел. – Но это только начало. Завтра подтянешься сразу семь раз, а если сможешь – восемь. Потом пробежишься, а когда вернешься, подтянешься еще семь раз. Через три дня нужно будет дойти до двенадцати.

– А ты сколько можешь?

– Раз сто, не меньше. Пошли!

– Что это еще за «пошли»? Я тебе не собака.

Но он уже шагал прочь, и она последовала за ним через поляну.

– Подожди здесь, – приказал он и, взяв из поленницы два больших чурбака, принес их к Мириэль и расставил футах в двадцати друг от друга. – Теперь бегай от одного к другому.

– На двадцать-то футов? Зачем?

Взмахнув рукой, он закатил ей пощечину.

– Без глупых вопросов! Делай, как я говорю.

– Ах ты, сукин сын! – вспылила она. – Попробуй тронь еще – убью!

Он засмеялся и потряс головой.

– Не получится. Но если будешь меня слушаться, то, может, и убьешь когда-нибудь. Ну, марш бегом.

Все еще кипя от гнева, она повиновалась.

– Теперь беги к другому, коснись его правой рукой, повернись, добеги до первого и коснись его левой. Я не слишком быстро говорю?

Проглотив сердитый ответ, Мириэль побежала. Расстояние между поленьями она покрывала всего за несколько прыжков, и ей пришлось укоротить шаг. Чувствуя себя неловкой и скованной, она хлопнула ладонью по дереву и побежала обратно.

– Я вижу, ты поняла мою мысль. Теперь повтори это двадцать раз, но чуть быстрее.

Так он гонял ее еще три часа, заставляя бегать, прыгать и фехтовать, без конца отрабатывая удары. Она ни разу не пожаловалась, но и не разговаривала с ним. Она угрюмо выполняла все его указания, пока он не объявил перерыв. Мириэль на дрожащих ногах побрела к дому. Бег был ей не в новинку, и она привыкла к боли в икрах и жжению в легких. Ей даже нравились эти ощущения, сопровождаемые чувством свободы, быстроты и силы. Но теперь ее тело болело в непривычных местах. Бедра и талию ломило, руки налились свинцом, спина ныла.

Мириэль всегда придавала силе и ловкости первостепенное значение и была крепко уверена в себе. Ангел подорвал ее веру – сперва своей легкой победой в лесу, потом этими изнурительными упражнениями, обличавшими каждую ее слабость. Когда Нездешний предлагал бывшему гладиатору деньги, она как раз проснулась и слышала, что ответил Ангел. Мириэль казалось, что она его раскусила: он будет подвергать ее унижениям до тех пор, пока она не откажется от его уроков, а потом потребует с отца все деньги сполна. Дакейрас же, как человек гордый и честный, безропотно уплатит ему десять тысяч.

«Ну нет, Ангел, так просто ты не отделаешься, – пообещала она про себя. – Придется тебе отработать все до гроша, мерзкий ты урод!»