– Не важно, я хочу, чтобы ты бежала с мечом, держа его в руке.
– Мне нужно размять мускулы, поэтому я и бегу. Меч будет мне мешать.
– Я знаю – и тем не менее возьми его.
Она подчинилась без дальнейших возражений. Ангел вернулся в хижину и стянул сапоги. Он тоже устал, но ни за что на свете не показал бы этого девушке. Два года, прошедшие после ухода с арены, изнежили его. Он налил себе воды и сел перед угасшим очагом.
Через месяц-другой он мог бы сделать кое-что из девочки. Придать ей проворства, научить поворачиваться быстрее. Пробежки между поленьями укрепят ее чувство равновесия, а упражнения для развития рук и плеч добавят силы ее колющим и рубящим ударам. Главная трудность, однако, лежит в ее характере. Когда она сердится, то теряет над собой власть и становится легкой добычей для опытного бойца. Когда же она спокойна, каждое движение можно предсказать заранее – итог получается одинаковый.
Ее не было около часа, а потом он услышал легкие шаги на утоптанной глине перед домом. Она вошла в пропотевшей насквозь тунике, красная, с влажными волосами, все еще держа в руке меч.
– Ты несла его так всю дорогу? – мягко осведомился Ангел.
– Ну да, как ты велел.
– Ты могла бы оставить его в лесу и подобрать, когда возвращалась.
– Вот еще! – возмутилась она.
Он поверил ей и выругался про себя.
– Ты всегда поступаешь, как тебе велят?
– Да, – простодушно ответила она.
– А почему?
Она швырнула меч на стол и подбоченилась.
– Теперь ты недоволен тем, что я тебя послушалась? Чего ты, собственно, от меня хочешь?
Он вздохнул.
– Полной отдачи – вот как сегодня. Ладно, отдыхай. Я приготовлю ужин.
– Ну что ты, – прощебетала она. – Ты устал, старик, – сиди, а я принесу тебе поесть.
– Я думал, у нас мир, – сказал он, входя за ней на кухню, где она резала окорок.
– Это было вчера. До того, как ты вздумал надуть отца.
– Я в жизни никого еще не обманывал, – потемнел он.
– Да ну? А как же тогда назвать десять тысяч золотых за несколько дней работы?
– Я не просил с него столько, он сам предложил. И раз уж ты подслушивала, как это водится у вашей сестры, то должна была слышать, что я готов был ограничиться пятьюдесятью монетами.
– Дать тебе сыру, кроме окорока?
– Да, и хлеба. Так ты слышала, что я сказал?
– Слышала, но не поверила. Ты хочешь, чтобы я отказалась от твоих услуг. Ну признайся!
– Да, хочу.
– Этим все сказано. Забирай свою еду. Когда закончишь, вымой тарелку. И будь так любезен, проведи вечер у себя в комнате. Довольно с меня твоего общества на сегодня.
– Занятия не прекращаются с заходом солнца. Днем мы работали над твоим телом, вечером будем упражнять твой ум. А к себе я уйду, когда пожелаю. Что ты будешь есть на ужин?
– То же, что и ты.
– Нет ли у вас меда?
– Нет.
– А сушеные фрукты?
– Есть, а что?
– Поешь лучше их. Я давно убедился, что на усталый желудок сладкое идет лучше. Ты будешь лучше спать и проснешься более свежей. И пей побольше воды.
– Что-нибудь еще?
– Если вспомню, скажу. Давай поедим – и за работу.
После ужина Ангел выгреб золу из очага, положил свежую растопку и высек огонь. Мириэль поела на кухне и вышла на воздух. Ангел был сердит на себя. Хорош учитель, нечего сказать. Девочка права: он хочет, чтобы она отказалась, но совсем по другой причине. Он вздохнул и присел на корточки, глядя, как разгорается огонек, вея первым робким теплом.
Он уже учил как-то одного парня, Ранульда, показывал ему все приемы, но тому выпустили кишки в первом же бою. Потом был Соррин, высокий, атлетически сложенный, быстрый и бесстрашный. Этот пережил семь боев и успел даже стать любимцем публики. Сента убил его – крутнулся волчком и полоснул по горлу. Хороший прием, блестяще выполненный. Соррин умер, не успев опомниться.
В тот самый день Ангел ушел с арены. Он дрался с каким-то вагрийцем, имени которого не запомнил. Тот плохо поворачивался из-за недавней раны, но это не помешало ему дважды ранить Ангела. После боя лекарь штопал Ангелу прорехи, а на соседнем столе лежал окровавленный труп Соррина. Рядом сидел Сента, ему перевязывали порез на плече, смачивая бинт медом и вином.
– Ты хорошо его обучил, – сказал Сента. – Он едва не свалил меня.
– Как видно, недостаточно хорошо.
– Мне не терпится встретиться с учителем.
Ангел вгляделся в красивое лицо молодого гладиатора и уловил насмешку в его улыбке.
– Не дождешься, парень, – сказал он, и слова отозвались горечью у него во рту. – Я уже стар и медлителен. Теперь твой день – насладись им сполна.
– Ты хочешь уйти с арены? – прошептал изумленный Сента.
– Да. Это был мой последний бой.
Сента кивнул и рявкнул на служителя, слишком туго затянувшего бинт:
– Ну, ты, дубина!
– Виноват, – в страхе попятился тот.
– Это мудрое решение, старик, – сказал Сента Ангелу, – но я разочарован. Ты ходишь в фаворитах – я нажил бы целое состояние, победив тебя.
…Ангел подбросил дров в огонь и встал. Сента продержался на арене только год, а потом вступил в Гильдию. Наемные убийцы зарабатывают куда больше, чем гладиаторы.
Дверь позади отворилась, и потянуло холодом: Мириэль, войдя в дом, прошла в свою комнату. Нагая и мокрая после купания в ручье, она несла одежду в руках. Взгляд Ангела остановился на ее узкой спине и тонкой талии, длинных мускулистых ногах и круглых, крепких ягодицах. Желание кольнуло его, и он отвернулся к огню.
Через несколько минут она вышла к нему в длинной рубахе из серой шерсти.
– Чем ты хотел заняться? – спросила она, садясь напротив.
– Знаешь, зачем я ударил тебя?
– Чтобы показать свою власть.
– Нет, чтобы разозлить тебя. Я хотел посмотреть, как ты будешь вести себя в гневе. – Он поворошил огонь кочергой. – Послушай меня, девочка. Учитель я никудышный. У меня было только двое учеников – молодых ребят, дорогих моему сердцу, – и оба погибли. Я был хорошим бойцом, но я не умею передавать другим то, чем владею сам. Понимаешь? – Она молчала, глядя на него большими, ничего не выражающими глазами. – Я был немного влюблен в Даниаль и всегда уважал твоего отца. Я пришел предостеречь его, сказать, чтобы он уходил отсюда в Вентрию или Готир. Золото мне пригодилось бы, спору нет. Но я не из-за него пришел и не из-за него решил остаться. Если ты не захочешь мне поверить, утром я уйду и не возьму денег. – Она все так же молчала. – Ну вот, теперь я все сказал.
– Ты говорил, что мы будем заниматься – упражнять мой ум. Что ты имел в виду?
Он развел руками, глядя в огонь.
– Отец не рассказывал тебе об испытании, которое он устроил Даниаль?
– Нет. Но я слышала: ты сказал, что я бы его не выдержала.
– Это правда. – И Ангел рассказал ей о камушке в лунном свете, о сердце воина, которое готово рискнуть всем, но при этом твердо верит, что риск будет оправдан.
