Кровавые Рыцари обратились в бегство.
Маленький надир соскочил со стены и без единого слова пошел прочь.
– Ты бы сел, – сказала Мириэль, подойдя к Ангелу. – Лицо у тебя белое как снег.
– В жизни еще не испытывал такого страха, – признался он.
– И все-таки не побежал, – заметила она.
Пропустив похвалу мимо ушей, он посмотрел вслед маленькому шаману.
– Насколько я понимаю, это Кеса-хан. Он не охотник до разговоров, верно?
– Он крепкий старик, – улыбнулась Мириэль, – но силы его на исходе. Ты даже представить себе не можешь, как изнурила его эта ворожба.
– Все равно мы здесь не удержимся, – сказал Сента, подойдя к ним. – Утром они дважды чуть было не прорвались. Один Исток знает, как нам удалось отбиться.
Кто-то крикнул, и Сента, обернувшись, увидел сотни готиров, запрудивших перевал. Выхватив оба меча, он бросился обратно к стене.
– Он прав, – сказал Ангел. – Поговори со стариком! Надо найти другое место. – И гладиатор поспешил к остальным защитникам.
Бодален следовал за Гракусом, несущим факел. По бесконечным коридорам и железным лестницам они спускались в недра замка. Все здесь было искривлено, искорежено, и в воздухе стоял тихий гул, от которого у Бодалена стучало в висках.
Следом за ним шли остальные восемь воинов Братства, мрачные и молчаливые. Девятый увел лошадей в горы, и Бодален потерял всякую надежду выбраться из этого колдовского места.
Они спускались все ниже и ниже, миновав уже пять этажей, и гул становился громче. Стены здесь были уже не из камня, а из гладкого блестящего металла, вздутого и покоробившегося. В трещинах виднелись переплетения медных, железных, золотых и серебряных нитей.
Бодален испытывал ненависть к этому замку и боялся заключенных в нем тайн, но все же, как зачарованный, смотрел по сторонам. Перед ними возникли стальные двери. Гракус и еще двое воинов открыли их. В маленьком пустом помещении на одной из стен виднелся орнамент – двенадцать круглых камней, оправленных в медь, и на каждом – непонятный Бодалену символ.
Никто не знал, что это за орнамент, и отряд двинулся дальше, отыскивая лестницу вниз.
Наконец они пришли в большую палату, как бы освещенную солнцем, веселую и яркую. Между тем окон здесь не было, и Бодален знал, что от поверхности земли их отделяют сотни футов. Гракус бросил чадящий факел на металлический пол и огляделся. Здесь стояли столы и стулья, все железные, и огромные железные шкафы, украшенные блестящими, отражающими свет драгоценными камнями.
Комнату ограждали панели из матового стекла, сияющие белым светом. Гракус ударил по одной из них мечом, и она разбилась. За ней открылся длинный блестящий цилиндр. Один из воинов ткнул в него мечом. Сверкнула вспышка, воина подняло на воздух и отшвырнуло на двадцать футов, а половина огней померкла.
Гракус подбежал к упавшему и опустился на колени.
– Мертв, – поднявшись, сказал он. – Ничего здесь не трогайте. Подождем хозяина – здешние чары недоступны нашему разуму.
Гул сделался таким громким, что Бодалена мутило. Молодой дренай перешел через зал к открытой двери. За ней находился огромный, фута три окружностью, кристалл, парящий в воздухе между двумя золотыми чашами. Он вращался, разбрасывая вокруг крошечные молнии. Бодален вошел в комнату, где помещался кристалл. Стены в ней были обшиты золотом, на дальней частично сорванная обшивка обнажала искрившуюся гранитную кладку.
Но не кристалл и не золотые стены заставили Бодалена затаить дыхание.
– Гракус! – позвал он. Гракус вошел и тоже воззрился на громадный скелет у задней стены. – Что это еще за дьявольщина? – прошептал Бодален.
– Да уж, без дьявола тут не обошлось. – Гракус, став на колени, потрогал оба черепа и провел пальцами по шеям, ведущим к могучим плечам.
У этого зверя, как бы он ни назывался, было три руки, и одна росла прямо из гигантских ребер. Один из рыцарей попытался приподнять берцовую кость, но полусгнившее сухожилие удерживало ее на месте.
– Я ее даже обхватить не могу, – сказал он. – В этом существе футов двенадцать росту, если не больше.
Бодален оглянулся на дверь, не более трех футов в ширину и шести в высоту.
– Как же оно прошло здесь? – Гракус подошел и увидел на металлических косяках глубокие царапины, обнажающие камень.
– Как оно вошло, не знаю, – тихо сказал он, – но оно содрало себе пальцы до кости, пытаясь отсюда выбраться. Тут должна быть другая дверь – потайная.
Некоторое время они обшаривали стены, ища эту дверь, но так и не нашли. Бодален устал до предела, и голова разболелась еще пуще. Он пошел к выходу. Ноги под ним подкосились, и он свалился на пол. Не в силах пошевельнуться, он увидел, как Гракус тоже упал на колени перед вертящимся кристаллом.
– Надо уходить, – пробормотал Бодален, пытаясь уползти прочь по золотому полу. Но глаза его закрылись, и он погрузился в глубокий сон.
Пробудившись, как ему показалось, он увидел хижину на берегу ручья, пшеничное поле, далекие, в синей дымке, горы. За плугом, запряженным волами, шел человек.
Его отец.
Да нет же. Его отец – Карнак, а тот никогда в жизни не ходил за плугом.
Отец.
Смятение окутало Бодалена, как туман. Он взглянул на солнце, но солнца не было, лишь кристалл вращался высоко в небе, жужжа, как тысяча пчел.
– Хватит бездельничать, Гракус! – сказал пахарь.
«Гракус? Я не Гракус. Я сплю и вижу сон. Вот оно! Надо проснуться». И Бодален на самом деле почувствовал, что просыпается. Он шевельнул рукой, но она точно застряла где-то. Он открыл глаза. Гракус лежал рядом с ним – совсем рядом. «Наверное, это он навалился мне на руку», – подумал Бодален и попытался отползти, но Гракус двинулся вслед за ним, мотая головой и разинув рот. Бодален попробовал встать – и почувствовал непривычную тяжесть справа. Там лежал еще кто-то – и у него не было головы.
«Я лежу на его голове!» – в панике подумал Бодален и оторвался от пола. Безголовое тело поднялось вместе с ним. Бодален завопил. Оно было частью его самого – его плечи вросли в плоть Бодалена.
«Святые небеса! Успокойся, – сказал он себе. – Это всего лишь продолжение сна».
Его левая рука исчезла в плече Гракуса. Бодален попытался вытащить ее, но обмякшее тело черного рыцаря только ближе придвинулось к нему. Их ноги соприкоснулись – и срослись.
Кристалл продолжал вращаться.
Бодален видел, как сливаются вместе тела остальных рыцарей, словно в какой-то безмолвной, противоестественной оргии. А между ними на золотом полу лежал громадный скелет.
Бодален закричал снова и лишился чувств.
Он очнулся, не помня ничего, напряг свои мощные мускулы, перевернулся на живот, уперся в пол тремя ногами и ударился двумя головами о золотой потолок. Это разъярило зверя, и одна из голов бешено взревела. Другая молча мигала серыми глазами на кристалл.
Двое других зверей еще спали.
Кристалл вращался, мерцая синим огнем между золотыми чашами.
Зверь приковылял к нему, вытянул свои три руки и тронул толстым пальцем синий огонек. Боль тут же прошила насквозь его исполинское тело, и обе головы взвыли разом. Одна из рук смазала по кристаллу, отшвырнув его к дальней стене. Синий свет угас, и все огни в комнате сразу померкли.
Почти полная темнота успокаивала. Зверь присел на задние ноги. Он был голоден. Из большого зала шел запах поджаренного мяса. Зверь подошел к порогу и увидел на полу за дверью маленькое дохлое существо, одетое в металл и кожу. Мясо было еще свежее, и голод зверя усилился. Он попытался выйти, но его туша не проходила в дверь. Он взревел и начал ломать каменную кладку над притолокой. Другие звери пришли ему на подмогу, и огромные камни постепенно начали поддаваться.
