– Чтоб ты сгорел в аду!
Мириэль сосредоточилась, и гнев Карнака окатил ее горячей волной.
Свет померк, и миг спустя Мириэль открыла свои телесные глаза и села. Огонь в пещере догорал. Кеса- хан подложил в него дров и распрямил спину, хрустнув позвонками.
– Ох-ох, старость не радость.
– Что это за зло, о котором ты говорил? – спросила Мириэль.
– Сейчас, сейчас! Я стар, дитя, и мне нужно опомниться, когда я возвращаюсь в тело. Поговори со мной.
– О чем?
– О чем угодно. О жизни, о любви, о мечтах! Скажи мне, с которым из двух хочешь лечь в постель.
Мириэль покраснела.
– Это не предмет для праздного разговора.
Старик издал скрипучий смешок, испытующе глядя на нее.
– Глупенькая девчонка! Никак не можешь решиться. Молодой красив и остер, но ты знаешь, что любовь его недолговечна. Старый – как дуб, могучий и выносливый, но его страсть будет не столь пылкой.
– Зачем ты спрашиваешь, если и так знаешь, о чем я думаю?
– Просто так, для забавы. Хочешь совет?
– Нет.
– Это хорошо. Люблю, когда женщины думают сами. – Он сунул палец в один из многочисленных глиняных горшков перед огнем и положил на язык щепотку серого порошка. Потом закрыл глаза и вздохнул. – Да… да. – Глаза его открылись, и Мириэль подалась вперед. Зрачки почти исчезли, и радужка из темно-карей сделалась светло-голубой. – Я – Кеса-хан, – смягчившимся голосом прошептал старик. – И я же Лао Шин, горный дух. И Ву Деянг, Странник. Я Тот, Кто Видит Все.
– Это наркотический порошок? – тихо спросила Мириэль.
– Конечно. Он открывает окна миров. Слушай меня, юная дренайка. В смелости тебе не откажешь, но завтра мы увидим, как встают мертвецы. Хватит ли тебе отваги выйти с ними на бой?
Мириэль облизнула губы.
– Я приехала, чтобы помочь тебе.
– Превосходно. Не нужно храбриться. Я покажу тебе, как защитить себя броней, научу вооружаться. Но самое сильное оружие – это твое мужество. Будем надеяться, что Тень Дракона был хорошим учителем, иначе тебе не доведется лечь в постель ни с одним из храбрых воинов, а душа твоя будет вечно блуждать по Серым Тропам.
– Он был хорошим учителем.
– Посмотрим.
Нездешний вышел на усеянную валунами равнину. Собака бежала впереди. Деревья здесь почти не росли, и отлогий склон вел к белому каменному селению на берегу реки. На севере был огороженный лошадиный выгон, на юге овцы щипали последнюю осеннюю траву. Вокруг селения не было стены, что свидетельствовало о долгом мире между готирами и сатулами. На эту деревню никто не нападал. «Странно, – подумал Нездешний, – почему готиры так дружелюбно относятся к сатулам и так враждебно – к надирам?» Оба эти народа – кочевые, пришедшие сюда с севера и с востока. Оба воинственны и поклоняются своим, не готирским богам, однако разница налицо. Сатулы в готирских сказаниях горды, умны и благородны, надиры злы, вероломны и коварны. Нездешний на своем веку общался и с теми, и с другими и не разделял мнения готиров.
Все дело, должно быть, в большой численности надиров, населяющих степи. Сатулы угрозы не представляют, между тем несметные орды надиров могут стать опасными.
Нездешний, оторвавшись от раздумий, стал искать глазами собаку. Ее нигде не было видно. Но тут много валунов – возможно, пес раскапывает где-то кроличью нору. Нездешний с улыбкой зашагал дальше. Было холодно, слабое солнце не справлялось с режущим ветром. Он плотнее запахнулся в плащ.
Сатулам запомнится эта охота – не над одним воином придется им петь погребальную песнь. Нездешний вспомнил мальчика, который подкарауливал его в засаде, и порадовался, что не убил его. Что до других – они сами выбрали свою судьбу, и он о них не жалел.
Он уже различал людей в деревне и около нее: пастуха с длинным посохом и собакой на холме, женщин, черпающих воду из колодца, детей, играющих у выгона. Мирная картина.
Впереди по обе стороны тропы торчали два громадных валуна. Где-то заржала лошадь, и он остановился. Звук шел с востока. Нездешний посмотрел в сторону маленькой рощицы на склоне холма, но ничего не увидел из-за густого кустарника. Откинув плащ, он снял с пояса арбалет, натянул его и зарядил. «Бояться нечего, – твердил он себе, – вряд ли сатулы рискнут забраться так далеко на север». И все же не трогался с места.
Где Рваный?
Настороженно ступая, он приблизился к валунам. Из-за камня выступила фигура с луком в руках. Зеленый плащ трепетал на ветру. Нездешний метнулся вправо, и пущенная стрела просвистела рядом с его лицом. Он упал на землю плечом вперед, рука от удара дрогнула, стрелы вылетели из арбалета и вонзились в мягкую землю на склоне. Нездешний вскочил на ноги и выхватил саблю.
Человек в зеленом плаще бросил лук и тоже вытащил клинок.
– Вот и хорошо, сразимся в честном бою, – с улыбкой сказал он.
Нездешний развязал плащ и сбросил его на землю.
– Ты, должно быть, Морак, – сказал он.
– Как приятно, когда тебя узнают, – приблизившись, молвил тот. – Я слышал, с саблей ты обращаешься не слишком хорошо, поэтому я дам тебе краткий урок, перед тем как убить.
Нездешний бросился в атаку. Морак отразил удар. Лязг стали эхом отдался в расщелине, и обе сабли блеснули на солнце. Морак, безупречно соблюдая равновесие, легко отражал все атаки, и его клинок уже задел щеку Нездешнего. Тот отшатнулся и взмахнул саблей, целя противнику в живот. Морак отклонился вбок.
– А ты не так уж плох, – сказал он. – Равновесие ты держишь хорошо, но твоей пояснице недостает гибкости, и это мешает удару.
Нездешний вскинул руку, метнув черный нож в горло Мораку, но тот загородился саблей и отбил нож в сторону.
– Превосходно. Но на этот раз ты имеешь дело с мастером, Нездешний.
– Где моя собака?
– Твоя собака? Как это трогательно! Ты стоишь на пороге смерти и беспокоишься из-за паршивого пса? Я убил ее, разумеется.
Нездешний молча отступил назад, на более ровную почву. Морак надвигался на него с улыбкой, не затрагивающей мерцающих зеленых глаз.
– Я не стану спешить с окончательным ударом. Буду ранить тебя то там, то сям. Сила будет покидать тебя вместе с кровью. Может быть, я услышу даже мольбы о пощаде?
– Сомневаюсь.
– Все молят о пощаде, даже самые сильные. Это зависит лишь от того, куда входит клинок. – Морак
