– Теперь уже нет! – заверил он. – Теперь я хотел бы стать его другом.
– Почему?
– Потому что мой народ в опасности. Ты не знаешь, что это такое – жить под готирским ярмом. По их законам у нас нет никаких прав. На нас охотятся, как на животных, и никто не смеет поднять голос в нашу защиту. Казалось бы, довольно и этого, но нет! Теперь Цу Чао убедил императора, что мое племя – старейшее среди кочевого народа – следует стереть с лица земли. Истребить под корень! И солдаты скоро выступят в поход.
– Чем же отец может помочь вам – один?
– Он – Тень Дракона, надежда моего народа. А с ним вместе идут Белый Тигр Ночи и старый Попробуй- убей-меня. Есть еще Сента – и ты, что, возможно, еще важнее.
– Но нас только пятеро. Армией это не назовешь.
– Там будет видно. Попроси Нездешнего прийти в Лунные горы. Попроси его помочь нам.
– Зачем ему это? В свое время ты пытался его убить.
– Скажи ему, что готиров вдесятеро больше, чем нас. Скажи, что мы обречены на гибель. Скажи, что у нас больше двухсот детей, которые будут убиты.
– Ты не понимаешь. Это же не его дети. Ты просишь его рискнуть своей жизнью ради людей, которых он не знает. Он даже задумываться не станет.
– Как знать, Мириэль. Главное, передай ему все, что я сказал.
Круговерть красок замелькала снова, и дух Мириэль ошеломляюще быстро слился с телом. Нездешний сидел рядом, и солнце стояло высоко на небе.
Нездешний испустил вздох облегчения, когда Мириэль открыла глаза, и погладил ее по голове.
– Что случилось? – спросил он.
Она ухватилась за его руку и села. Голова разламывалась от боли, во рту пересохло.
– Воды, – прохрипела она. Ангел подал ей кожаную флягу, и она жадно напилась. – Нам надо поговорить, – сказала Мириэль Нездешнему. – Наедине.
Все прочие отошли, и она рассказала о своей встрече с Кеса-ханом. Нездешний молча выслушал ее.
– Ты веришь ему? – спросил он под конец.
– Да. Он не все мне сказал, но то, что он сказал – это правда. По крайней мере сам он верит, что это правда. Его народу грозит уничтожение.
– Почему он назвал меня Тенью Дракона?
– Не знаю. Ты поедешь к нему?
– По-твоему, я должен? – улыбнулся он.
Она отвела глаза.
– Когда мы с Криллой были маленькие, нам нравилось слушать сказки, которые рассказывала мать… Даниаль. Сказки о героях, которые переплывали огненные моря, спасая принцесс. Мы и сами чувствовали себя принцессами, потому что ты нас спас. И помог спасти всех дренаев. Мы любили тебя за это.
– Я делал это не ради дренаев, а ради себя самого.
– Теперь я это знаю – и не хочу влиять на тебя. Я знаю, за меня ты пошел бы на смерть – так же, как за мать и за Криллу. И я знаю, зачем ты едешь на север. Ты хочешь отомстить.
– Таков уж я есть, Мириэль.
– Ты всегда был лучше, чем думал сам. – Она погладила его впалую щеку. – И какой бы выбор ты ни сделал, я не стану тебя осуждать.
Он кивнул.
– А куда бы хотела отправиться ты?
– С тобой, – просто ответила она.
– Повтори еще раз, что он сказал. – Она повторила, и Нездешний сказал: – Старый хитрец.
– Согласна, но почему ты так говоришь?
– Из-за детей. Он не преминул уведомить меня о них. Он слишком хорошо меня знает. Ох, как же я ненавижу этих колдунов! – Он глубоко, прерывисто вздохнул, снова припомнив мертвое личико своего сына среди ярких цветов. Сколько было бы мальчику теперь? Пожалуй, чуть больше, чем Сенте.
Он подумал о Бодалене – и о Карнаке.
Сента, Белаш и Ангел ждали около лошадей. Он подозвал их и попросил Мириэль рассказать все еще раз.
– Он, как видно, считает нас полоумными, – сказал Ангел, дослушав до конца.
– Он чересчур хорошо нас знает, чтобы думать так, – возразил Белаш.
– Что это, по-твоему, должно означать?
– Да полно, Ангел, разве тебе не хотелось бы совершить невозможное? – осклабился Сента.
– Нет, не хотелось бы. Только юнцы вроде тебя могут такого хотеть. Ты бы урезонил его, Дакейрас.
– Вы все вольны ехать куда захотите, – сказал Нездешний. – Ко мне вас никто не привязывал.
– Ну а сам-то ты? Неужто поедешь в горы?
– Да, поеду.
– И как же ты намерен помешать готирам? Выедешь им навстречу на белом коне, назовешься и объявишь, что не позволишь им перебить бедных надиров?
– Повторяю: вы вольны ехать куда пожелаете.
– А как же Мириэль? – спросил Ангел.
– Мириэль сама отвечает за себя, – сказала девушка. – Я еду в Лунные горы.
– Но почему? – вскричал Ангел. – Почему вы все уперлись на этом?
Нездешний помолчал и пожал плечами.
– Не люблю, когда убивают невинных.
Голос Вишны был спокоен, но Дардалион чувствовал в нем подспудное напряжение.
– Не постигаю, как можно быть уверенным, что эта женщина послана нам Истоком. Мы все согласны выйти на смертный бой против Зла, и это решение у меня сомнений не вызывает. Мы могли бы отправиться в Пурдол, чтобы помочь Карнаку оборонять крепость от вентрийцев, могли бы предложить свою помощь коменданту Дельноха. Но ехать куда-то в степь и рисковать жизнью ради мелкого надирского племени… Какая в этом цель, отец?
Дардалион, не отвечая, повернулся к остальным: белокурому Магнику, стройному Палисте и молчаливому, погруженному в себя Экодасу.
– Что скажешь об этом ты, брат? – спросил он Магника.
– Я согласен с Вишной. Что надиры могут предложить миру? Ничего. У них нет философии, нет искусств, нет наук, кроме разве что умения воевать. Отдать за них жизнь было бы бессмысленно, однако я готов подчиниться твоему решению, отец.
– А ты, мой мальчик? – обратился Дардалион к Палисте.
– Трудный вопрос, – произнес тот густым басом, не подходящим к его хрупкой фигуре. – Мне кажется, ответ зависит от того, как рассматривать приход этой женщины к нам. Если ее послал сюда Исток, путь наш ясен. Если же нет… – Палиста развел руками.
– Я согласен с Палистой, – сказал Экодас. – Суть заключается в женщине. При всем моем уважении к Вишне и Магнику, их доводы не убеждают меня. Кто дал нам право судить, нужны миру надиры или нет? Если бы мы стремились спасти одну-единственную жизнь, один Исток мог бы ведать, чего эта жизнь стоит. Быть может, спасенный нами станет великим надирским пророком – а не он, так сын его или внук. Откуда нам знать? Вопрос, однако, в том, послана женщина Истоком или нет. Она ни о чем нас не просила – быть может, ключ в этом?
– Понимаю, – сказал Дардалион. – Ты полагаешь, что ей было видение и потому она пришла за помощью к нам?
– Тому было немало примеров.
– В таком случае, к чему нам вера?
– Я не понимаю, отец.
– Вера, Экодас. К чему нам вера, если существуют доказательства?
