Божий повелева­ет Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысел, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений».

Шутники немедленно окрестили царский манифест о незыбле­мости самодержавия «ананасным» — при распевном церковном чте­нии с амвона из неизящного оборота «а на Нас возложить Священный долг» неудержимо выпирал досадный никчемушный «ананас». Дело, однако, было вовсе нешуточное. Манифест был решительным отве­том разом нескольким партиям, обнаруживающим «поползновения» на самодержавность власти.

Прежде всего он был ответом террористам, которые 10 марта 1881 г., через десять дней после убийства Александра II, выставили ультиматум его сыну.

В открытом письме Александру III Исполнительный комитет «На­родной воли», нарисовав картину глубокого социального и политичес­кого кризиса, поразившего Россию, утверждал:

«Из такого положения может быть два выхода: или револю­ция, совершенно неизбежная, которую нельзя предотвратить никакими казнями, или добровольное обращение вер­ховной власти к народу. В интересах родной страны, во из­бежание напрасной гибели сил, во избежание тех страшных бедствий, которые всегда сопровождают революцию, Ис­полнительный комитет обращается к вашему величеству с советом избрать второй путь. <...>

Условия, которые необходимы для того, чтобы революцион­ное движение заменилось мирной работой, созданы не нами, а историей. Мы не ставим, а только напоминаем их. Этих условий, по нашему мнению, два:

общая амнистия по всем политическим преступлениям прошлого времени, так как это были не преступления, но исполнение гражданского долга;

созыв представителей от всего русского народа для перес­мотра существующих форм государственной и обществен­ной жизни и переделки их сообразно с народными желаниями. Считаем необходимым напомнить, однако, что легализация верховной власти народным представительством может быть достигнута лишь тогда, если выборы будут произве­дены совершенно свободно. Поэтому выборы должны быть произведены при следующей обстановке:

депутаты посылаются от всех классов и сословий безраз­лично и пропорционально числу жителей;

никаких ограничений ни для избирателей, ни для депута­тов не должно быть;

избирательная агитация и самые выборы должны быть произведены совершенно свободно, а потому правительство должно в виде временной меры, впредь до решения народного собрания, допустить:

а) полную свободу печати,

б) полную свободу слова,

в) полную свободу сходок,

г) полную свободу избирательных программ.

Вот единственное средство к возвращению России на путь правильного и мирного развития. Заявляем торжественно пред лицом родной страны и всего мира, что наша партия со своей стороны безусловно подчинится решению народного собрания, избранного при соблюдении вышеизложенных условий, и не позволит себе впредь никакого насильственного противодействия правительству, санкционированному на­родным собранием.

Итак, ваше величество, решайте. Перед вами два пути. От вас зависит выбор. Мы же затем можем только просить судьбу, чтобы ваш разум и совесть подсказали вам решение, единственно сообразное с благом России, с вашим собствен­ным достоинством и обязанностями перед родною страной» (Бурцев В.Л. За сто лет. Женева, 1898. С. 173-179).

Мало кто тогда в России так прямо и решительно требовал поли­тических свобод и законодательного парламента, но о необходимости для власти «живого общения с представителями земли» говорили и пи­сали многие, от вольнодумных либеральных публицистов до царских министров. «Ананасный» манифест был им ответом ясным и недву­смысленным. Вопрос о реформе системы государственного управле­ния был снят с повестки дня.

Кризис доверия

Великие реформы Александра II не затронули организацию власти. В результате система государственного управления и принятия реше­ний оказалась не соответствующей новым задачам и условиям жизни. Уже это обстоятельство само по себе создавало немалые трудности, которые были усугублены натиском агрессивного террористического меньшинства. Власть оказалась в глубоком кризисе, выход из которо­го часть сотрудников Александра II искала в допущении «общества де­лам внутреннего управления», другая часть, напротив, стремилась к ужесточению властной вертикали и более полному контролю над об­ществом.

Первое крупное столкновение, приведшее к победе консерватив­ных сил, было спровоцировано покушением на царя студента Дмит­рия Каракозова. 4 апреля 1866 г. Каракозов стрелял в государя, про­ гуливавшегося в Летнем саду, а уже 5 апреля в заседании Комитета министров ярый консерватор обер- прокурор Синода граф Дмитрий Андреевич Толстой повел наступление на либерального министра на­ родного просвещения Александра Васильевича Головнина, утверждая, что распространение либеральных и революционных идей в сту­денческой среде — результат политики министерства. В результате Головнин подал в отставку и Толстой занял его место. Вслед за Головки­ным оставили свои посты еще несколько крупных либеральных санов­ников. Остряки шутили, что Каракозов «одной пулей сразил четырех министров».

Реакция поначалу затронула главным образом сферы просвеще­ния и печати. Были немедленно закрыты два самых острых демокра­тических журнала — «Современник» Н.А. Некрасова и «Русское сло­во» Г.Е. Благосветлова — «вследствие доказанного с давнего времени вредного их направления», 13 мая 1866 г. задача власти в сфере об­разования была сформулирована в форме царского рескрипта на имя председателя Комитета министров князя П.П. Гагарина. «Провиде­нию угодно было, — говорилось в рескрипте, — раскрыть перед глаза­ми России, каких последствий надлежит ожидать от стремлений и умствований, дерзновенно посягающих на все для нее исконно свя­щенное, на религиозные верования, на основы семейной жизни, на право собственности, на покорность закону и на уважение к установ­ленным властям».

Идеологом школьной реформы выступал блестящий консерватив­ный публицист Михаил Никифорович Катков — издатель влиятельно­го журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведомости». Кат­ков в своих изданиях резко критиковал головнинский гимназический устав 1864 г., называя «сущим злом» преподавание истории и словес­ности, приучающих учащихся к безответственному «верхоглядству». Восставая против преподавания предметов, способствующих форми­рованию самостоятельного образа мысли, он требовал замены их предметами дисциплинирующими, позволяющими усваивать абсо­лютные истины и точные понятия, и не дающими простора для «умствования».

На подготовку реформы ушло несколько лет, и только в мае 1871г. законопроект был представлен в Государственный совет, где встретил сильное противодействие либералов (29 из 48 членов Совета голосо­ вали против). Александр II утвердил, однако, мнение меньшинства, и 15 мая 1871г. толстовский проект получил силу закона. Реформа зак­лючалась в том, что единственным типом среднего учебного заведе­ния, дающего право поступления в университет без экзаменов, стано­вилась классическая гимназия, в курсе которой главенствующее место занимали древние языки и математика (5—6 часов в неделю, в на­чальных классах — до 8). Преподавание русского языка, истории, новых языков и особенно словесности сильно сокращалось (до 2 ча­сов в неделю). Из естественных наук в программе уцелела только физика, на которую отводилось по 2 часа в неделю и только в трех старших классах. Реальные гимназии ликвидировались и заменялись реальными училищами с шестилетним курсом обучения (в гимназии — 8-летним), окончание которых не позволяло поступить в универси­тет. Более того, из программы реальных училищ тщательно вытрав­ливались все общеобразовательные предметы, а «дисциплинирую­щую» функцию исполняли математика и черчение, которым отводи­лась львиная доля учебного времени. Естествознание было оставлено в мизерных объемах, причем преподаваться оно должно было, как го­ворилось в объяснительной