студенты и студентки решили протестовать против правительственного распоря­жения весьма своеобразно — пойти в народ. Они составили наиболее энергичный костяк движения 1874 г.

И вот городская недоучившаяся молодежь под видом фельдшеров и оспопрививателей, ремесленников и крестьян, идущих на заработ­ки, двшгулась в деревню. Преимущественно в качестве районов дея­ тельности она выбирала Дон, Поволжье и Урал, где, по мнению участ­ников «хождения», еще была жива память о крестьянских бунтах Ра­зина и Пугачева и где пропагандисты рассчитывали установить связи с другими активными носителями народного «протеста» — разбойника­ми и религиозными сектантами. Запас печатных брошюр был невелик, и главной формой воздействия на крестьян была устная пропаганда. Разговоры затевали везде, где крестьяне соглашались слушать: в поле­вых станах, крестьянских избах, где находили ночлег, даже в кабаках.

Воображаемое народниками крестьянство в деревне не обнару­жилось, а реальный мужик, по словам Бакунина, оказался «свиньей безнравственной и добродушной». Крестьянство встретило пропаган­дистов отнюдь не хлебом-солью. Мужики поразили интеллигентов «торгашеским духом», «отсутствием солидарности» и одновременно «отсутствием резких границ между эксплуататором и эксплуатируе­мым». «Пропагатору», доказывающему слушателям в «питейном заве­дении», что все люди должны быть равны, немедленно возражали: «не ладно ты, брат, говоришь. Взгляни-ка на свою руку: на ней пять паль­цев, и все неравные». Практический разговор о малоземелье и податях, по воспоминаниям Аптекмана, крестья-не поддерживали охотно, «но стоило только пропагандисту перейти на почву социализма, как все совершенно изменялось. Не то чтобы его не хотели слушать... а слушали, как обыкновенно слушают занятную сказку: не любо — не слушай, а врать не мешай». Участников похода поразили «крайне низ­кий, почти первобытный уровень народных потребностей» и «несок­рушимый фатализм», не оставляющий «места индивидуальной и кол­лективной инициативе и ответственности...».

Полиция быстро выловила пропагандистов. Но это бы полбеды, бе­да заключалась в том, что народ не понял борцов за его права, а иных, приняв за турецких шпионов, сдал полиции. В 1874 г. под арестом оказались около 4000 человек. Но не эти потери были главным ударом по движению. Тяжелее был крах идеи. Народник образца 1874г., нес­мотря на весь эстетический нигилизм и склонность к резанию лягу­шек, был чистым идеалистом. «Социализм был его верой, народ — его божеством, — вспоминал С.М. Степняк- Кравчинский. — Невзирая на всю очевидность противного, он твердо верил, что не сегодня завтра произойдет революция, подобно тому как в средние века люди иногда верили в приближение Страшного суда. Неумолимая действительность нанесла жестокий удар этой восторженной вере, показавши ему его бога, каков он есть, а не каким он рисовался его воображению».

«Часть дезорганизаторская»

Народ оказался вовсе не таким «социалистом по инстинкту», как по­лагали. Его подготовка к социальной революции требовала интенсив­ной и длительной пропаганды, а также определенного уровня грамот­ности и образованности самого народа. Действенная пропаганда со­циалистического учения оказалась невозможна без политических свобод, к которым до тех пор российские народники были совершен­но равнодушны, поскольку стремились прямо к социальному переуст­ройству, мало интересовались политикой и даже считали излишними демократические институты, выработанные «мещанской» Европой. Еще менее помышляли они о политической революции с целью захва­та власти.

В программной речи на «процессе 50-ти» в марте 1877 г. одна из обвиняемых Софья Бардина говорила с полной искренностью: «Если бы мы стремились произвести политический coup d'etat (Государственный переворот (франц.), то мы не так бы стали действовать; мы не пошли бы в народ, который еще нужно подготовлять да развивать, а стали бы искать и сплачивать недоволь­ные элементы между образованными классами. Это было бы целесо­образнее, но дело-то именно в том, что мы к такому coup d'etat вовсе не стремимся...»

В результате массового «хождения в народ» значительная, и что важнее — наиболее энергичная часть народников пришла к заключе­нию, что без политических свобод ф никакая работа в деревне с целью подготовки социального переворота невозможна.

Стремление к организационному сплочению возникает сразу же после разгрома 1874 г. В 1876 г. Марк Натансон собрал в одной ор­ганизации все рассеянные и дезорганизованные народнические силы (за что получил от товарищей прозвище «Иван Калита»). Так возник­ла вторая «Земля и воля». Организация объединяла в своих рядах практически все наличные оппозиционные силы, включавшие весьма разнородные элементы.

Эта разнородность нашла яркое выражение в программных доку­ментах организации. С одной стороны, в них партия отрекается от на­мерения диктовать свою волю народу.

Конечный политический и экономический наш идеал — анар­хия и коллективизм.

Но, признавая, с одной стороны, что партия может быть влиятельною и сильною только тогда, когда она опирается на народные требования и не насилует выработанного исто­рией экономического и политического народного идеала, а с другой — что коронные черты характера русского народа настолько социалистичны, что если бы желания и стремле­ния народа были в данное время осуществлены, то это легло бы крепким фундаментом дальнейшего успешного хода соци­ального дела в России, мы суживаем наши требования до ре­ально осуществимых в ближайшем будущем, т. е. до народ­ ных требований, каковы они есть в данную минуту. Мы ре­шаемся написать на своем знамени исторически выработанную формулу «земля и воля» (Программа общества «Земля и воля* //Революционный радикализм в России. М, 1997).

С другой стороны, партия усваивает главные принципы экстре­мистов нечаевского типа.

§ 9. Цель оправдывает средства.

Примечание. Исключая тех случаев, когда употребленные средства могут подрывать авторитет организации (Устав общества <3емля и воля». Дополненная редакция 1876 г.).

Задачи партии подразделялись на две большие части. Во-первых, партия стремилась «помочь организоваться элементам недовольства в народе и слиться с существующими уже народными организациями революционного характера, агитацией же усилить интенсивность это­го недовольства». Для чего предполагалось «организация уже готовых революционеров, согласных действовать в духе нашей программы»; «сближение и даже слияние с враждебными правительству сектами религиозно- революционного характера, каковы, например, бегуны, неплательщики, штунда (Секты, считавшиеся по официальной тогдашней терминологии «особо вредны­ми», члены которых не признавали над собой власти государства.)»; «привлечение на свою сторону по време­нам появляющихся в разных местах разбойничьих шаек типа понизо­вой вольницы»; «заведение сношений и связей в центрах скопления промышленных рабочих».

Во-вторых, партия ставила перед собой цель «ослабить, расша­тать, т. е. дезорганизовать силу государства, без чего, по нашему мне­нию, не будет обеспечен успех никакого, даже самого широкого и хо­ рошо задуманного, плана восстания». В этой «дезорганизаторской части» предусматривалось заведение связей в армии и правитель­ственных учреждениях. Последним пунктом значилось: «системати­ческое истребление наиболее вредных или выдающихся лиц из прави­тельства и вообще людей, которыми держится тот или другой ненави­стный нам порядок».

Строение организации на первых порах было вполне демократи­ческим. Руководящим центром общества служил «центральный», или «основной кружок». Из состава этого петербургского кружка избира­лась «администрация» (или «комиссия» из трех-пяти человек, осуще­ствлявшая оперативную координацию кружков и отдельных револю­ционеров в провинции. Весной 1878 г. в составе «комиссии» выдели­лись «интеллигентская», «рабочая», «редакционная», «типографская» и «дезорганизаторская» группы.

Поначалу основные усилия партии были направлены на реализа­цию «организаторской части» программы, землевольцы пытались продолжать пропаганду в деревне, организовав оседлые колонии ре­ волюционеров в провинции. Но их деятельность была столь же безус­пешной, как и стихийное хождение. Постепенно в организации ук­репляется группа «политиков», считающих своей первоочередной за­дачей борьбу за политические свободы и подготовку политического переворота, предшествующего социальной революции.

«Дезорганизаторская» деятельность общества, направленная пер­воначально на самооборону, к началу