записке к программе, не научно, а «техно­логически».

Затем последовала реформа начальной школы. Положение о на­чальных народных училищах 1863 г. отменило монополию власти на школьное дело, возможность открывать учебные заведения получили общественные организации и частные лица. Постепенно лидирующая роль в этой сфере перешла к органам земского самоуправления, в чьих школах учебный процесс был лучше поставлен, нежели в школах, находящихся в ведомстве Министерства народного просве­щения и Святейшего синода.

Земская школа заводилась совершенно заново, поскольку земцы не без оснований находили постановку школьного дела в дореформен­ной России совершенно неудовлетворительной. Прежде всего земства, не ассигнуя больших средств на открытие собственно школ, принялись за выработку программ и отработку постановки дела. Здесь быстро обнаружились талантливые теоретики и практики, та­кие как Н.И. Пирогов, К.Д. Ушинский, В.И. Водовозов, В.Я. Стоюнин, барон Н.А. Корф. Преимущественное внимание земства, взяв­шие на себя роль первопроходцев (черниговское, новгородское, пе­тербургское), уделяли открытию учительских семинарий для подготовки хороших учителей, в число которых допускались и жен­щины. Заведование своими школами земства поручали, как правило, управам или членам училищных советов от земства, и лишь в исклю­чительных случаях передоверяли его полностью училищным советам, в которых помимо специально выбранных земских представителей состояли чиновники, назначаемые Министерством народного просве­щения, и священники, по назначению епархиального начальства.

С приходом Д.А. Толстого Министерство народного просвещения взяло курс на установление строгой бюрократической опеки над об­щественной школой и учителями. Учебники и книги, допускаемые в народные училища, подвергались строгой цензуре ученого комитета Министерства; число таких книг было крайне ограничено. В 1869 г. были учреждены должности инспекторов народных училищ, которые скоро сделались, в силу полученной ими в 1871 г. министерской инструкции, не столько педагогами-инструкторами, как предполага­лось изначально, сколько наблюдателями за благонадежностью учи­телей. Министерство старалось изъять вопросы содержания препода­вания и постановки учебного дела у земств с тем, чтобы они только финансировали школы. Само же Министерство старалось всячески сузить программу народных школ, не допуская никаких предметов, кроме Закона Божия, чтения, письма, арифметики, пения и обучения ремеслу.

Этот натиск на земскую школу завершился изданием 25 мая 1874 г. нового положения о начальных народных училищах, отводившего главную роль в направлении школьного дела уездным и губернским училищным советам, состоящим под председательством предводите­лей дворянства. Земство утратило в значительной степени свободу действий в собственных школах, поскольку назначение и учителей и инспекторов оказалось в ведении советов, в которых представители земств лишились решающего голоса.

Под давлением Толстого началось наступление и на органы земско­го самоуправления. Законом 21 ноября 1866 г. были ограничены бюджетные права земств, которым было запрещено облагать земски­ми сборами промышленные и торговые предприятия, что существенно сокращало возможности расширения земской работы. Законом 13 ию­ня 1867 г. в земских собраниях была усилена роль председателя (предводителя дворянства), получавшего право по собственному про­изволу не допускать обсуждения самых различных вопросов, а все земские публикации с этого времени должны были проходить цензуру губернаторов. Последняя мера была особенно болезненно воспринята либеральным обществом, поскольку многие административно-право­вые вопросы могли проникнуть на страницы печати только в форме протоколов земских собраний и отчетов земских комиссий.

Единомышленник Толстого граф К. И. Пален, занявший осенью 1867 г. пост министра юстиции, повел наступление на новые судеб­ные уставы. Прежде всего была сокращена сфера применения новых судебных институтов. Законом 1871 г. дознание по политическим де­лам было изъято у судебных следователей и передано жандармерии. В 1872г. дела по политическим преступлениям были изъяты из ведения «общих судебных установлений», для их рассмотрения было образова­но Особое присутствие Правительствующего Сената, а дела «о сопро­тивлении властям» в 1878 г. были переданы в ведение военных судов. Пален уже административными мерами, не меняя законодательства, повел атаку и на независимую адвокатуру. Он перестал учреждать, как это предполагалось судебными уставами, советы присяжных по­веренных, и в тех судебных округах, где они до того не были созданы, все вопросы допущения в сословие и исключения из него разрешались не корпоративным адвокатским институтом, а коронными судьями.

Правительство Толстого перешло к полной русификации царства Польского, где прежде считалось необходимым предоставлять поля­кам своего рода культурную автономию, решительно пресекая только попытки политического обособления. Начиная с 1866 г. в средних, а затем и в начальных школах царства Польского вводится преподава­ние на русском языке. При попечителе учебного округа Апухтине стеснения доходят до того, что запрещается преподавание на польс­ком языке даже Закона Божия, в результате чего его преподавание в большинстве школ вовсе прекращается.

В сепаратизме были обвинены и «украинофилы» — немногочис­ленные интеллигенты, занимавшиеся на тот момент только этногра­фическим изучением «Малороссии». В 1875 г. было закрыто юго-за­падное отделение Русского географического общества, вокруг которо­го группировались «украинофилы». Тогда же было запрещено печатание книг и театральные представления на украинском языке.

Толстовские акции имели последствия совершенно противопо­ложные тем, на какие он рассчитывал. Не достигнув своей непосред­ственной цели — «введения единомыслия», — они способствовали взрывному росту оппозиционных настроений в широких кругах ле­гальной общественности, разочаровавшейся в возможностях прави­тельства вести страну по пути прогрессивных преобразований. Власть не доверяла обществу, общество теряло доверие к власти. Возникшее таким образом отчуждение стало особенно опасно в условиях натиска, предпринятого на власть народовольцами­террористами в конце 1870-х гг..

После процесса Веры Засулич поток террористических актов на­чал нарастать лавинообразно. Но особое беспокойство правительства вызывало то обстоятельство, что террористы не встречали противо­действия и даже морального осуждения в обществе. 24 июля 1878 г., когда одесский суд вынес смертный приговор группе народовольцев во главе с Ковальским, которые оказали при аресте вооруженное соп­ротивление, всеобщее негодование в адрес суда вылилось в антипра­вительственную демонстрацию, завершившуюся столкновением тол­пы с войсками. 4 августа 1878 г. в Петербурге Сергей Степняк-Кравчинский среди бела дня заколол на людной улице шефа жандармов Н.В. Мезенцова и скрылся. Публика не предприняла никаких усилий для задержания убийцы.

Правительство начинает сознавать необходимость привлечения общества к борьбе с «крамолой». 20 ноября 1878 г. Александр II об­ратился к представителям сословий в Москве со словами: «Я надеюсь на ваше содействие, чтобы остановить заблуждающуюся молодежь на том пагубном пути, на который люди неблагонадежные стараются ее завлечь».

Важным симптомом кризиса стала готовность земских либералов, принципиально отвергающих незаконные способы политической борьбы, перейти к нелегальным методам. Законопослушные земцы начинают устраивать конспиративные съезды. А 3 декабря 1878 г. в Киеве на квартире известного «украинофила» В.Л. Беренштама сос­тоялось совещание либеральных земцев во главе с И.И. Петрункевичем с лидерами южного исполнительного комитета «Земли и воли». Петрункевич уговаривал революционеров «временно приостановить всякие террористические акты, чтобы дать нам, земцам, время и воз­можность поднять в широких общественных кругах и прежде всего в земских собраниях открытый протест против правительственной внутренней политики и предъявить требование коренных реформ в смысле конституции, гарантирующей народу участие в управлении страной, свободу и неприкосновенность прав личности». Предложе­ние Петрункевича было отвергнуто.

Тем не менее, земцы решились устроить на свой страх и риск кам­панию заявлений в земских собраниях. Тверское губернское земское собрание обратилось к императору с адресом, в котором требовало для России конституции, ссылаясь на то, что она была дарована осво­божденной недавно Болгарии. «Государь император в своих заботах о благе освобожденного от турецкого ига болгарского народа, — писали земцы, — признал необходимым даровать ему истинное самоуправле­ние, неприкосновенность прав личности, независимость суда, свободу печати. Земство Тверской губернии смеет надеяться, что русский на­род, с такою полною готовностью, с такою беззаветною любовью к своему царю-освободителю несший все тяжести войны, воспользует­ся теми же благами, которые одни могут дать ему возможность вый­ти, по слову государеву, на путь постепенного, мирного и законного развития». Власти поспешили прекратить