будет заранее объявлено»; приостанавливать периодические издания и закрывать учебные заведения (на срок не более месяца). «Временное» положение об охране оказалось одним из самых долговременных ак­ тов. С 1881 г. и до крушения империи значительные ее части с завид­ной регулярностью, а обе столицы и примыкающие к ним губернии постоянно, находились на положении усиленной или чрезвычайной охраны.

Сам Игнатьев, прислушивавшийся к советам И.С. Аксакова и состоявший в ним в переписке (откуда он позаимствовал идею коро­национного собора), через год стал казаться недостаточно твердым проводником нового курса и был отправлен в отставку. 30 мая 1882 г. его место занял Д.А. Толстой. Катков приветствовал это назначение в передовице «Московских ведомостей», завершавшейся окриком об­ществу: «Встаньте, господа, правительство идет, правительство возв­ращается».

Прежде всего возвратившееся правительство навело «порядок» в печати. Лорис-меликовская «оттепель» закончилась с изданием 27 ав­густа 1882 г. новых «Временных правил» о печати. Для газет, полу­чавших ранее предостережения и приостановленных, вводился новый вид предварительной цензуры — каждый номер должен был представ­ляться в цензуру до 11 вечера, что лишало газеты возможности печа­ тать последние новости и делало их издание бессмысленным. Вторым важным новшеством было создание особого судилища в составе мини­стра внутренних дел, министра просвещения, министра юстиции и обер- прокурора Синода, которое могло в случае «обнаружения вред­ного направления» не только навсегда прекращать издание печатного органа, но и воспрещать его редактору впредь издавать что бы то ни было. Благодаря применению новых правил правительству удалось в 1883—1884 гг. закрыть все радикальные и наиболее острые из либе­ральных органов печати. Прекратили существование журналы «Оте­чественные записки» М.Е. Салтыкова-Щедрина и «Дело» Н.В. Шелгунова, закрылись газеты «Голос», «Земство», «Страна» и «Москов­ский телеграф».

Затем новый курс был реализован в области народного просвеще­ния. Во главе министерства на место либерала барона А.П. Николаи был поставлен глуповатый и смотрящий в рот Толстому и Каткову И.Д. Делянов. В 1884 г. был утвержден новый университетский ус­тав, подготовленный при участии Каткова и практически ликвидиро­вавший автономию университетов даже в тех скромных границах, которые очерчивались уставом 1863 г. Отменялась выборность ректоров, деканов и профессоров, при назначении которых министерство отны­не руководствовалось не «учеными заслугами претендентов», а сте­пенью их благонадежности. Студентам какие бы то ни было корпора­тивные организации запрещены были вовсе. В средней школе упорно проводилась «классическая» система. Однако надежды на то, что изу­чение древних языков будет формировать консервативный склад мыс­лей, не оправдались. Гимназист Володя Ульянов как раз в это время радовал родителей успеваемостью: «Из латыни — 5, из греческого — 5», но пошел, как известно, другим путем.

Начальные школы предполагалось все передать в ведомство Сино­да, и только благодаря решительному противодействию земств, отка­зывавшихся передавать архиереям свои школы, которые земство про­должало бы финансировать, большинство школ остались в земском управлении. В ведомство «духовных дел» были переданы лишь эле­ментарные «школы грамоты», устраивавшиеся самими крестьянами, учителя которых не должны были иметь специальной подготовки. Правительство усиленно поощряло создание на их основе церковно­приходских школ, в задачу которых входило, по мысли Победоносце­ва, «спасти и поднять народ, ...дать ему школу, которая просвещала бы и воспитывала бы его в истинном духе, в простоте мысли».

Не вписывался в традиционалистскую картину мира и независи­мый суд. Уже в 1884 г. князь В.П. Мещерский в своем журнале «Гражданин» потребовал «немедленно прекратить на время суд при­сяжных», отменить статью судебных уставов о несменяемости членов судебного ведомства», «на время отменить вовсе гласность судопроиз­водства» и «приступить одновременно к пересмотру судебных уста­вов». В 1885 г. Победоносцев в докладной записке мотивировал не­обходимость пересмотра судебных уставов тем, что «в Российском го­сударстве не может быть отдельных властей, независимых от центральной власти». Однако осторожный Александр III не любил «разрубать узлы». Только в 1894 г. была создана особая комиссия под председательством министра юстиции Н.В. Муравьева для подготов­ки проекта последовательной и всеобъемлющей судебной реформы, но рост общественного недовольства и разногласия в правительствен­ ных кругах сорвали ее проведение.

Укрепив властную вертикаль, правительство приступило к вос­становлению нарушенного реформами 60 -х гг. сословного строя и поколебленного положения дворянства. В мае 1883 г. на коронации в Москве, обращаясь к волостным старшинам, Александр III предосте­рег крестьян, чтобы они не слушали никаких крамольных толков, и по­велел: «...следуйте совету и руководству ваших предводителей дворян­ства». Восстановление положения дворянства, как материального, так и властного, сделалось главной заботой правительства. В 1885 г. был открыт Дворянский банк, задачей которого было поддержание льгот­ными ссудами дворянского землевладения. В манифесте, изданном по этому случаю, выражалось недвусмыссленно пожелание, чтобы «дво­ряне российские сохраняли первенствующее место в предводитель­стве ратном, в делах местного управления и суда, в распространении примером своим правил веры и верности и здравых начал народного образования».

Манифест вызвал поток благодарственных адресов, среди кото­рых выделялся детальной проработкой дворянских требований адрес дворянства Симбирской губернии, составленный алатырским уезд­ным предводителем А.Д. Пазухиным, который уже и прежде ярко проявил себя во главе консервативной части Кахановской комиссии. В 1885 г. Пазухин подробно обосновал свои взгляды в большой статье «Современное состояние России и сословный вопрос», напеча­танной в «Русском вестнике» Каткова, где причиной всех российских бедствий объявлялся «бессословный строй», созданный реформами Александра II, прежде всего земской и судебной. «Социальная ниве­лировка», начавшаяся, по мнению Пазухина, с земской реформы, ли­шила дворянство «всех служилых прав как по местному, так и по го­сударственному управлению», а эта «утрата служебных привилегий имела последствием ослабление связи дворянства с правительством, распадение дворянства как корпорации и постепенное падение его ав­торитета среди населения». Главная опасность такого положения зак­лючалась в том, что утрачивался уникальный, свойственный только России образ жизни и ментальность. «Русскость» в значительной сте­пени коренится в сословности и, «утрачивая все сословно-бытовые особенности, русский человек утрачивает и все национальные черты». Поскольку «великое зло» реформ заключалось в разрушении сослов­ной организации, задача состояла в «восстановлении нарушенного».

Идеи Пазухина произвели чрезвычайно благоприятное впечатле­ние на Д.А. Толстого, который призвал сочинителя на должность пра­вителя собственной канцелярии, поручив ему разработку законопроектов, позволяющих «восстановить нарушенное». Результатом этой работы были закон о земских начальниках и новое положение о земс­ких учреждениях.

«Положением о земских участковых начальниках», изданным 12 июля 1889 г., в 40 губерниях России создавалось 2200 участков во главе с земскими начальниками, которые назначались министром внутренних дел по согласованию с губернатором из числа потомствен­ных дворян-землевладельцев. Полномочия земского начальника, сое­динявшего в своем лице административную и судебную власть (к ним, в частности, переходили полномочия упраздняемых мировых су­дей), были очень широки, он мог отменять любое постановление сельских и волостных сходов, отстранять от должности выборных крестьянских старост, подвергать аресту и штрафу лиц податных сос­ловий. Члены волостных судов, ранее избиравшиеся крестьянами, те­перь назначались земскими начальниками. В именном указе Сенату введение института земских начальников мотивировалось заботой о крестьянстве. «В постоянном попечении о благе Нашего Отечества, — говорилось в нем, — Мы обратили внимание на затруднения, предс­тавляющиеся правильному развитию благосостояния в среде сельских жителей Империи. Одна из главных причин этого неблагоприятного явления заключается в отсутствии близкой к народу твердой прави­тельственной власти, которая соединяла бы в себе попечительство над сельскими обывателями с заботами по завершению крестьянского де­ла и с обязанностями по охранению благочиния, общественного по­рядка, безопасности и права частных лиц в сельских местностях». По существу введение института земских начальников означало восста­новление в деревне власти аналогичной прежней помещичьей. Не удивительно, что среди крестьян, как докладывал московский гене­рал-губернатор В.А. Долгоруков министру внутренних дел, «бродит подозрение, что новые органы правительственной власти есть не что иное, как первый шаг к их вторичному закрепощению».