покушениях и университетских беспорядках они выступают ед­ва ли не самым деятельным элементом». Но этот простодушный аргу­мент Иловайского легко опровергался либералами указанием на то, что именно «стеснения» против поляков и евреев толкают их во множе­стве в ряды революционеров.

И тогда на помощь власти пришли гораздо более искушенные «ис­тинно русские». Почтенный славянофил Иван Аксаков создал из антисемитизма почти респектабельную политическую доктрину. В сен­ тябре 1881 г., после чудовищной волны еврейских погромов, он опубликовал в издававшейся им газете «Русь» «План преобразования быта евреев в России», составленный на основании трудов Якова Брафмана. Как писал Аксаков в предисловии, «покойный Брафман — сам еврей, перешедший потом в протестантство — оказал истинную услугу человечеству раскрытием организации и тайн еврейского кага­ла, в своем известном издании 'Книга кагала'». «Услуга человечест­ву» была довольно сомнительного свойства. Брафман извлек из архи­ва книгу постановлений виленского кагала — органа самоуправления еврейской общины в Речи Посполитой, а затем в черте оседлости за­нимавшегося сбором налогов с еврейского населения и налагавшего наказания на нарушителей религиозных обычаев. Постановления от­носились к XVIII в., но Брафмана это не смутило. Он принялся утве­рждать, что кагалы продолжают тайно существовать и после того как они были упразднены законом 1844 г. Именно они, сплачивая еврейс­кие обшины в единую монолитную корпорацию, обеспечивают им ус­пех в коммерции и возможность эксплуатации нееврейского населе­ния.

По мысли Аксакова, российские кагалы, составляющие «государ­ство в государстве», направляются из зарубежного центра, цель кото­рого — установить власть еврейского народа, продолжающего считать себя единственным богоизбранным народом и не признавшего Христа мессией, над всем миром, то есть установить, как писал Аксаков, «миродержавство антихристианской идеи во образе миродержавства ев­ рейского». Установление еврейского равноправия, за которое ратуют либералы, означало бы только «порабощение всей остальной России еврейскому 'правовому порядку', юрисдикции и власти кагалов...»

Аксаков призвал власти к пересмотру существующих законов, «узаконяющих и ограждающих» «бытие этой чудовищной аномалии, какую представляют отношения еврейства к христианскому населе­нию, — той исполинской, могущественной стачки, разоряющей десят­ки миллионов Русского народа, — того государства в государстве, — той тайной, космополитически-племенной иудейской организации, которая опирается, с одной стороны на свой политический нацио­нальный центр, на 'Всемирный Еврейский конгресс' в Париже, с другой — на русское правительство, на Свод законов самой Российс­кой империи?!..»

Игнатьев, внимательно прислушивавшийся к советам Аксакова и даже принимавший на службу в министерство «экспертов» по его реко­мендациям, решительно приступил к делу, и уже 3 мая 1882 г. были опубликованы «Временные правила о евреях», которые существенно ограничивали гражданские права евреев в губерниях «черты еврейс­кой оседлости». Евреям запрещалось селиться вне городов и местечек, а также прекращалось совершение всех купчих крепостей, закладных и арендных договоров на имя евреев, доверенностей на недвижимое имущество.

Далее правовые ограничения, тесно сковавшие экономическую и культурную жизнь российских евреев, посыпались как сор из дырявого мешка, причем эти ограничения весьма часто проводились не в форме нового закона, а в форме сенатских разъяснений действу­ющего законодательства.

Число городов, где дозволялось жить евреям, постоянно сокраща­лось. Законами 28 марта 1891 г. и 15 октября 1892 г. было воспреще­но проживание в Москве и Московской губернии евреев-ремесленииков и отставных николаевских солдат. Эта льгота была отменена по требованию московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича и привела к высылке из одной только Москвы 17 ты­сяч семей.

Ограничивалась свобода хозяйственной деятельности евреев. В 1893 г. в уставы бирж и кредитных обществ были внесены дополне­ния, в соответствии с которыми «число членов биржевого комитета из нехристиан не должно превышать одной трети общего числа членов, а председатель комитета должен быть из христиан», а в 1892 г. евре­ям было запрещено занимать должности директоров городских обще­ ственных банков. С 1893 г. евреи могли приобретать и эксплуатиро­вать нефтеносные земли, только получив каждый раз отдельное раз­решение Министерства торговли и промышленности.

Ограничивалась для евреев и возможность получения образова­ния. В 1887 г. Министерством народного просвещения была установ­лена процентная норма для евреев в учебных заведениях. В черте оседлости число учащихся-евреев не должно было превышать десяти процентов, в остальных местностях империи — пяти, а в столицах — трех. В 1889 г. был закрыт доступ евреев в число присяжных пове­ренных.

Национальная политика правительства вызвала решительный протест в русском образованном обществе. Философ Владимир Со­ловьев, выступавший в качестве публициста в журнале «Вестник Ев­ ропы», убедительно показал, что насилие в религиозном и националь­ном вопросах противно Евангелию, а русификацию квалифицировал как «тамерлановщину». Однако русские либералы, выступая против национально-религиозных гонений, могли в то время предложить в качестве альтернативы политике ассимиляции и дискриминации только идею «свободного соревнования» национальных культур. Реа­лизация этой привлекательной, на первый взгляд, идеи неизбежно об­рекала на исчезновение малочисленные народы, не защищенные осо­быми охранными привилегиями и институтами собственной государ­ ственности.

Политика Александра III не достигла намеченной цели. Разоряю­щееся и деградирующее дворянство не могло стать надежной опорой власти. Дворянство образованное и преуспевающее оказывалось зара­ женным западным духом и требовало свобод. Установление дворянс­кой опеки над крестьянами и стеснение крестьянской свободы привели к катастрофическому голоду 1891—1892 гг. Русификация молодых народов, не имевших собственной интеллигенции, вроде «сибирских инородцев», имела некоторый успех, но зато из числа народов с бога­той собственной культурой и интеллигенцией выходили все более ради­кальные противники режима. Политика национальных и религиозных гонений способствовала разложению Российской империи как надна­циональной общности. Все свое царствование Александр III «сеял ве­тер», «пожинать бурю» досталось его сыну.

Подробнее на эту тему:

Евреи в России: История и культура. СПб., 1995.

Сскиринский С.С., Филиппова Т.А. Родословная российской свободы. М., 1993.

Заиончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870—1880-х гг. М., 1964.

Полунов А.Ю. Под властью обер-прокурора. Государство и церковь в эпоху Алек­сандра III. М., 1996.

Репников А.В. Консервативная концепция российской государственности. М., 1999.

Твардовская В.А. Царствование Александра III // Российский консерватизм XIX сто­летия. М., 2000.

Чернуха В.Г. Внутренняя политика царизма с середины 50-х до начала 80-х гг XIX в. Л., 1978.

Победоносцев К.П. и его корреспонденты. Т. 1. Пг.-М., 1923.

1903 — «Полицейский карьерист» против «полужида»

16 августа 1903 г. министр финансов Сергей Юльевич Витте делал обычный «всеподцанейший доклад» в Петергофе. Необычно было только одно: накануне государь просил Витте прихватить с собой уп­равляющего Государственным банком Эдуарда Плеске. Николай II встретил министра «очень милостиво» и около часа выслушивал раз­личные его «предположения относительно будущего». И только когда Витте уже встал, чтобы проститься, император, «несколько стеснен­ный, сконфуженный», объявил: «Я вас прошу принять пост председа­теля Комитета министров, а на пост министра финансов я хочу назна­чить Плеске».

По существу это была отставка. В самодержавной России не суще­ствовало правительства в смысле «кабинета», члены которого связаны единством проводимого курса. Каждый из министров назначался лич­но государем и перед ним нес ответственность за политику, которую проводил в своем ведомстве, мало сообразуясь с мнением коллег. Точ­нее, сообразуясь с мнением того из министров, который в настоящий момент находился в фаворе у императора. Комитет же министров был совершенно формальной институцией,