земскую кампанию репрес­сиями. Министр внутренних дел циркулярно известил предводителей дворянства, председательствующих в земских собраниях, что они бу­дут привлекаться к ответственности в случае подобных демонстра­ций. Черниговское губернское земское собрание, в котором Петрункевич выступил с обращением аналогичным тверскому было разогна­но жандармами, а сам он был выслан административным порядком в Костромскую губернию.

«Диктатура сердца»

Революционеры тем временем перешли от терактов против второс­тепенных представителей власти к прямой охоте на царя. 2 апреля 1879 г. один из членов Исполнительного комитета «Земли и воли» А.К. Соловьев совершил неудачное покушение на Александра II. Пра­вительство ответило усилением административных репрессий, для борьбы с крамолой была укреплена «вертикаль власти» и образованы чрезвычайные временные генерал-губернаторства.

Однако становилось все очевиднее, что одними репрессиями пре­одолеть кризис невозможно. Первым практический опыт привлече­ния общественности на сторону власти предпринял М.Т. Лорис-Меликов, назначенный таким временным генерал-губернатором в Харь­ков. Популярный генерал, герой двух русско- турецких войн, Михаил Тариелович привлек к себе общественные симпатии и как админист­ратор. Незадолго до назначения в Харьков он прославился на всю Рос­сию тем, что из 4 миллионов рублей, ассигнованных из казны на борь­бу с эпидемией чумы в Астрахани, ухитрился потратить 300 тысяч, чего оказалось совершенно достаточно для преодоления бедствия, а оставшиеся средства до копейки вернул в казначейство.

В Харькове Лорис-Меликов, усилив полицию, одновременно предпринял несколько шагов, чтобы привлечь на сторону власти «представителей местных интересов», решительно ограничив произвол местной администрации. Одновременно идеи «примирения» с общест­вом стали развиваться некоторыми высшими чиновниками в Петер­бурге. Председатель Комитета министров граф П.А. Валуев извлек из нафталина собственный проект созыва совещательного учреждения, наподобие Земского собора, отвергнутый в начале 60-х гг. На сей раз сочинение Валуева, «отличавшееся витиеватой и внушительной неоп­ределенностью», было встречено более внимательно, и его начали всерьез обсуждать в придворных кругах. В том же направлении действовал председатель Государственного совета великий князь Конс­тантин Николаевич, напомнивший государю об аналогичном проекте князя Урусова, составленном в 1866 г.

Государь пребывал в нерешительности, а тем временем Степан Халтурин, нанявшийся истопником в Зимний дворец, ежедневно проносил в свою подвальную каморку, расположенную прямо под па­радной императорской столовой, очередную порцию динамита. 4 февраля 1880 г. дворец буквально взлетел на воздух. Только случай­ность спасла императорскую фамилию. Поезд, доставивший в Петер­бург принца Баттенбергского, которого предполагалось потчевать торжественным обедом, опоздал, и царская семья не успела к момен­ту взрыва занять свои места в столовой. Происшествие было чрезвы­чайное не только по множеству жертв (между подвальной каморкой и столовой размещалось караульное помещение, и в результате взры­ва погибли несколько десятков караульных). В случае успеха была бы уничтожена вся императорская фамилия и возникал бы вопрос или о выборе новой династии или о перемене формы правления. Взрыв царской резиденции в центре столицы означал, во всяком случае, пол­ное крушение существовавшей системы охраны и крайнюю опасность сложившегося положения.

8 февраля 1880 г. Александр II созвал совещание для обсуждения валуевского проекта, в ходе которого наследник, великий князь Алек­сандр Александрович, предложил вместо созьюа местных людей учре­дить чрезвычайную следственную комиссию, которой должна быть предоставлена и значительная распорядительная власть. План этот был первоначально царем отвергнут, однако на следующий день, про­ ведя новое совещание с находившимися в Петербурге генерал-губер­наторами, в числе которых был и Лорис-Медиков, царь пришел к вы­воду о необходимости ввести в стране диктатуру. 12 февраля было объявлено о создании Верховной распорядительной комиссии с чрез­вычайными полномочиями во главе с Лорис-Меликовым.

Уже 15 марта Лорис-Меликов, следуя избранной тактике борьбы с крамолой путем привлечения на сторону власти либеральной обще­ственности, опубликовал воззвание «К жителям столицы», в котором обратился за поддержкой к «благомыслящей части общества» для вос­становления порядка в стране. «На поддержку общества, — писал в своем воззвании глава Верховной распорядительной комиссии, — смотрю как на главную силу, могущую содействовать власти к возоб­новлению правильного течения государственной жизни, от перерыва которого наиболее страдают интересы самого общества». Одновре­ менно была продемонстрирована предельная жесткость в отношении террористов. Ипполит Млодецкий, совершивший 20 февраля поку­шение на Лорис-Меликова, уже 22 февраля был повешен по пригово­ру военно-окружного суда.

Либеральный публицист Н.К. Михайловский ехидничал, что «бла­годарная Россия изобразит Лорис- Меликова в статуе с волчьим ртом спереди и лисьим хвостом сзади». Позже, в советской литературе, основываясь на этой характеристике, Лорис-Меликов был изображен жестоким лицемером, что совершенно не соответствовало действи­тельности. Свою задачу он видел в умиротворении страны путем воз­вращения к реформаторской политике, прерванной толстовской реак­цией. Программа ближайших преобразований, предложенная в док­ладе Лорис-Меликова 11 апреля 1880 г., предусматривала податную реформу, пересмотр паспортной системы, сковывавшей активность прежде всего крестьянства, расширение прав старообрядцев и законо­дательное регулирование отношений рабочих с нанимателями.

В подтверждение серьезности намерений правительства прово­дить более либеральный курс по почину Лорис-Меликова обществу были сделаны два важных символических жеста. В конце апреля был отправлен в отставку министр народного просвещения Д.А. Толстой, бывший по совместительству и обер-прокурором Синода. Увольнение его состоялось накануне Пасхи и было принято обществом как «пас­хальное яичко», в столицах обыватели вместо традиционного «Христос воскресе» приветствовали друг друга в Светлое воскресенье возгла­сами: «Толстой сменен, воистину сменен». 6 августа — одновременно с закрытием Верховной распорядительной комиссии — было упразд­нено ненавистное всем Третье отделение собственной его императорс­кого величества канцелярии, ведавшее политическим сыском. Впредь дела о политическом розыске вводились в общую систему государ­ственного управления, для чего при Министерстве внутренних дел, которое возглавил Лорис-Меликов, создавался Департамент полиции, причем во главе департамента был поставлен бывший прокурор су­дебной палаты В.К. Плеве, что было воспринято как намерение ввес­ти действия полиции в более строгие правовые рамки.

Эпоху правления Лорис-Меликова окрестили «диктатурой серд­ца». Решительно обрушиваясь на все силы, формально нарушавшие закон (от репрессий Распорядительной комиссии пострадали не толь­ко революционеры, но и либералы, хотя и в меньшей степени), он в то же время последовательно проводил курс на «ненарушимость граж­данских прав» мирных обывателей. При Лорис-Меликове были отме­нены все стеснительные поправки к земскому положению, принятые в эпоху Толстого, и восстановлено в значительной мере действие су­дебных уставов. Назначенный вместо консерватора Грейга минист­ром финансов либерал А.А. Абаза немедленно отменил тяжкий для низов налог на соль и приступил к разработке других либеральных финансовых мер.

Было облегчено положение печати, наступила новая «оттепель». Начали выходить либеральные журнал «Русская мысль» и еженедель­ная газета «Земство». Печати позволялось обсуждать в широких пре­делах политические вопросы за единственным исключением — она ни­чего не должна была говорить о конституции. 6 сентября 1880 г. Лорис-Меликов собрал у себя — невиданное ранее дело! — редакторов наиболее солидных петербургских изданий для беседы. Как вспоми­нал позднее председатель Государственной думы С.А. Муромцев, быв­ший тогда редактором «Юридического вестника», министр преследо­вал цель «разъяснить им, чтоб они не волновали напрасно обществен­ных умов, настаивая на необходимости привлечения общества к участию в законодательстве и управлении — в виде ли представитель­ных собраний на манер европейских, в виде ли наших бывших земс­ких соборов, — что ничего подобного в виду не имеется и что ему, ми­нистру, подобные мечтательные разглагольствования прессы тем более неприятны, что напрасно возбуждаемые ими надежды в обществе связываются с его именем, хотя он, министр, никаких полномочий не получал на это и сам лично в виду ничего подобного не имеет».

Толки в печати были вызваны неоднократно упоминавшимся в различных записках и докладах Лорис- Меликова намерением прив­лечь «сведущих людей», выборных от дворянства, земств и органов городского