Такая тактика казалась проигрыш­ной весьма многим народникам начала 60-х годов. Дело было не столько даже в революционном нетерпении молодежи, которая сос­тавляла костяк движения. Сторонники радикальных мер опасались упустить благоприятный момент для такого переворота, поскольку «развитие капитализма и все большее и большее проникновение в на­родную жизнь (благодаря протекторату и стараниям русского прави­тельства) разных язв буржуазной цивилизации угрожают разруше­нием общины и большим или меньшим искажением народного миро­созерцания».

Радикальное течение обнаружилось почти немедленно после крестьянской реформы в «эпоху прокламаций». Первой ласточкой была прокламация «К молодому поколению», появившаяся осенью 1861 г., она угрожала династии Романовых физическим уничтоже­нием, если та не проведет требуемых от нее реформ.

В наиболее ясной форме основные догматы этого направления были представлены в прокламации «Молодая Россия», составленной в первой половине 1862 г. студентом физико-математического фа­культета Московского университета Петром Заичневским. Разделив всю Россию на непримиримые «императорскую» и «революционную» партии, Заичневский утверждал, что герценовский «Колокол» «не мо­жет служить не только полным выражением мнений революционной партии, но даже и отголоском их». «Близорукий ответ» Герцена «на письмо человека, говорившего, что пора начать бить в набат и приз­вать народ к восстанию, а не либеральничать», его надежда «на мир­ный переворот; его отвращение от кровавых действий, от крайних мер, которыми одними можно только что-нибудь сделать, — оконча­тельно уронили журнал в глазах республиканской партии».

Составитель прокламации, ссылаясь на опыт европейских рево­люций, честно предупреждает, что представляемая им «революцион­ная партия» будет «последовательнее не только жалких революционе­ров 48 года, но и великих террористов 92 года», и не побоится «для ниспровержения современного порядка» «пролить втрое больше кро­ви, чем пролито Якобинцами в 90 годах». Призываемая Заичневским революция, «революция кровавая и неумолимая, — революция, кото­рая должна изменить радикально все, все без исключения, основы современного общества», должна одновременно привести и физичес­кому уничтожению — «погубить» — всех «сторонников нынешнего по­рядка».

Основные программные требования, заявленные в прокламации, состояли в «изменении современного деспотического правления в республиканско-федеративный союз областей», причем «на сколько облас­тей распадется земля русская, какая губерния войдет в состав какой об­ласти, — этого мы не знаем: само народонаселение должно решить этот вопрос». Каждая область должна состоять «из земледельческих общин, все члены которых пользуются одинаковыми правами», причем «вся­кий человек должен непременно приписаться к той или другой общине: на его долю по распоряжению мира назначается известное количество земли, от которой он, впрочем, может отказаться или отдать ее в наем. Ему предоставляется также полная свобода жить вне общины и зани­маться каким угодно ремеслом, только он обязан вносить за себя ту по­дать, какая назначается общиною».

Далее прокламация требовала «заведения общественных фабрик, управлять которыми должны лица, выбранные от общества, обязан­ные по истечении известного срока давать ему отчет»; и «заведения общественных лавок, в которых продавались бы товары по той цене, которой они действительно стоят, а не по той, которую заблагорассу­дится назначить торговцу для своего скорейшего обогащения». Выставлялись требования «общественного воспитания детей», «полного освобождения женщины», «уничтожения брака как явления в выс­шей степени безнравственного и немыслимого при полном равенстве полов, а следовательно и уничтожения семьи, препятствующей разви­тию человека».

Но исполнение всей этой демократической и гуманитарной части программы отодвигалось в неопределенное будущее. А на первое вре­мя революционная партия «должна захватить диктатуру в свои руки и не останавливаться ни перед чем». Даже выборы в учредительное На­циональное собрание должны происходить «под влиянием» революци­онного «Правительства, которое тотчас же и позаботится, чтобы в состав его не вошли сторонники современного порядка».

Впрочем, учредительная роль этого Национального собрания тут же сводилась к нулю утверждением, что революционное правитель­ство сохраняет централизованный аппарат политической власти, что­бы с его помощью «ввести другие основания экономического и обще­ственного быта в наивозможио скорейшем времени».

Главными действующими силами революции назывались народ вообще, затем отдельно крестьянство и старообрядцы в частности, «войско» и молодежь. В один прекрасный день эта сила с громким криком «Да здравствует социальная и демократическая республика Русская!» должна была двинуться «на Зимний дворец истребить жи­вущих там». Допускалось, что истреблением императорской фами­лии дело и ограничится, но поскольку скорее всего «вся императорс­кая партия, как один человек, встанет за государя... мы издадим один крик: «в топоры», и тогда... тогда бей императорскую партию, не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на площадях, если эта подлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесных переулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам!»

Заичневский блефовал, никакой партии за ним не стояло. Устра­шающую прокламацию он сочинил, сидя под арестом в Тверской по­лицейской части в Москве за попытку пропаганды среди крестьян от­цовского имения на Орловщине, предпринятую в полном одиночест­ве. Готовая применить эти рецепты организация появилась позже.

Осенью 1868 г. среди бунтующих студентов Петербургского уни­верситета появился новый вольнослушатель — учитель закона Божия приходского училища Сергей Геннадьевич Нечаев, «худенький, небольшого роста, нервный, вечно кусающий свои изъеденные до крови ногти молодой человек с горящими глазами и резкими жестами». Мо­лодой человек на сходках помалкивал, проблемы функционирования студенческих касс взаимопомощи и кухмистерских мало его занима­ли. Он высматривал людей, подходящих для создания боевой револю­ционной организации.

Организация федеративного типа для замышляемой революции не годилась. Это должна была быть дисциплинированная армия, беспре­кословно подчиняющаяся своему вождю. Для придания себе авторите­ та Нечаев пускался в мистификации. Он сочиняет записку товари­щам, будто его арестовали и везут в Петропавловскую крепость, те бросаются его разыскивать и выясняют, что в Петропавловке Нечаева нет. Через некоторое время он появляется уже в Москве и рассказыва­ет, что из крепости бежал. Взяв у товарища заграничный паспорт, он отправляется в Одессу и вскоре возвращается, рассказывая о новом своем аресте и побеге. В марте 1869 года Нечаев наконец уезжает в Европу и здесь сближается с лидерами русской революционной эмиг­рации Михаилом Бакуниным и Николаем Огаревым. Им он рассказы­вает о будто бы созданной им в России многочисленной организации «Народная расправа», издает вместе с Бакуниным брошюру «Народная расправа», где обрисовывает «Главные основы будущего общественно­го строя».

<*. . .Выход из существующего общественного порядка и об­новление жизни новыми началами может совершиться толь­ко путем сосредоточения всех средств для существования общественного в руках нашего КОМИТЕТА и объявлением обязательной для всех физической работы. Комитет тотчас по низвержении существующих основ объ­являет все общественным достоянием и предлагает состав­ление артелей, объявляя при том таблицы, составленные знающими людьми и указывающие, какие отрасли труда на­иболее необходимы в данной местности и какие обстоятель­ства могут мешать тому или другому разряду занятий. В течении известного числа дней, назначенных для переворо­та и неизбежно последующей за ним сумятицы, каждый ин­дивидуум должен примкнуть к той или иной рабочей артели по собственному выбору, руководствуясь соображением с своими силами и способностями. Все оставшиеся отдельно и не примкнувшие к рабочим группам без уважительных при­чин не имеют права доступа ни в общественные столовые, ни в общественные спальни, ни в какие-либо другие здания, предназначенные для удовлетворения разных потребностей работников-братьев, или заключающие в себе продукты и материалы, запасы и орудия, предназначенные для всех чле­нов установившего рабочего общества; одним словом, непримкнувшая без уважительных причин к артели личность ос­тается без средств к существованию.

Для нее закрыты все дороги, все средства сообщения, оста­нется только один выход: или к труду или к смерти» (Рево­люционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публикация. М. : Археографический центр, 1997. С. 262).

Каждая артель должна была выбрать «из своей среды оценщика», в обязанности которого входило