На западе «выработаны свобода личности» и демократические нор­мы, но они доступны лишь меньшинству. В России есть община, но она «поглощает личность». Задача революционного меньшинства, по мысли Герцена, заключается в том, чтобы «снять их противуречие» — «сохранить независимость британца без людоедства» всеобщей жесто­кой конкуренции и «развить личность крестьянина без утраты общин­ного начала». И в разрешении этого противоречия — «вся мучительная задача нашего века, в этом- то и состоит весь социализм».

В развитых странах «безумно было бы начать переворот с уничто­жения свободных учреждений, потому что они на деле доступны толь­ко меньшинству; еще безумнее уничтожить общинное начало, к кото­рому стремится современный человек, за то, что оно не развило еще свободной личности в России».

Запад и Россия утверждал Герцен, обращаясь к европейским со­циалистам, пойдут к одной цели, «но не по одной дороге — вы проле­тариатом к социализму, мы социализмом к свободе».

Предоставляя общинному быту развиться в результате свободно­го творчества свободного народа, Герцен решительно отказывался рисовать сколько-нибудь определенные картины будущего общест­венного порядка. В детальных проектах тогдашних социалистов, в частности у Фурье, его бесили «жалкие мелочи и подробности». «В широком и светлом фаланстере их тесновато», — писал он, — «наро­ды будут холодны, пока проповедь пойдет этим путем; но учения эти велики тем, что они возбудят, наконец, истинно народное слово, как евангелие».

Революция мыслилась в рамках этого направления исключитель­но как социальный переворот, совершенно не связанный с политичес­кими потрясениями. Именно поэтому Россия, где нет политических свобод, имеет преимущество перед Европой, где либералы будут вся­чески препятствовать социалистическому перевороту. В Европе, пи­сал Герцен, «либералы боятся потерять свободу — у нас нет свободы; они боятся правительственного вмешательства в дела промышленнос­ти — правительство у нас и так мешается во все; они боятся утраты личных прав — нам их еще надобно приобретать». Русским нечего те­рять и легче пойти сразу на социальный переворот.

Этот переворот связан с устранением общественных отношений и социальных институтов, но ни в коем случае не предполагает уничто­жения людей, поставленных силою судьбы в эти отношения. По убеждению Герцена «в социальных нелепостях современного быта никто не виноват и никто не может быть казнен — с большей справед­ливостью, чем море, которое сек персидский царь», и следовательно «обрушивать ответственность за былое и современное на последних представителей 'прежней правды', делающейся 'настоящей неправ­дой' , так же нелепо, как было нелепо и несправедливо казнить фран­цузских маркизов за то, что они не якобинцы...». «Мы убеждены, — писал Герцен в 1866 г., — что почин, что первые шаги нашего пере­ворота совершатся без кровавых потрясений».

Задача революционной интеллигенции, возвращающей долг наро­ду, из которого она вышла, заключается никак не в насилии над на­родными чаяниями и не в насильственном внедрении известного об­раза жизни. Редактор «Современника», самого «передового» журнала, рупора революционной демократии, Николай Чернышевский также верил, что к успеху ведет движение самих масс: «прочно только то благо, которое не зависит от случайно являющихся личностей, а осно­вывается на... самостоятельной деятельности нации».

Но они отчетливо осознавали: нация не вполне готова к социально­му перевороту. Отсюда задача интеллигентного меньшинства — подго­товка крестьянства к восприятию ценностей социализма.

Герцену и Чернышевскому, людям высокой культуры, было не­возможно призывать к бунту непросвещенный народ, который эту культуру в ходе бунта уничтожит. Чернышевский в «Письмах без ад­ реса» сетовал: «народ невежествен, исполнен грубых предрассудков и слепой ненависти ко всем отказавшимся от его диких привычек. Он не делает никакой разницы между людьми, носящими немецкое платье; с ними со всеми он стал бы поступать одинаково. Он не поща­дит и нашей науки, нашей поэзии, наших искусств; он станет уничто­жать всю нашу цивилизацию».

Герцен резко выступал против полного сокрушения старого по­рядка, к чему призывали некоторые горячие головы. «Старые студен­ты, жившие в отвлеченьях, они ушли от народа дальше, чем его зак­лятые враги, — ехидничал Герцен. — Поп и аристократ, полицейский и купец, хозяин и солдат имеют больше прямых связей с массами, чем они. Оттого-то они и полагают возможным начать экономичес­кий переворот... с выжиганья дотла всего исторического поля, не до­гадываясь, что поле это с своими колосьями и плевелами составляет всю непосредственную почву народа, всю его нравственную жизнь, всю его привычку и все его утешенье». Поэтому по мысли Герцена «новый водворяющийся порядок должен являться не только мечом рубящим, но и силой хранительной. Нанося удар по старому миру, он не только должен спасти все, что в нем достойно спасения, но оста­вить на свою судьбу все немешающее, разнообразное, своеобычное. Горе бедному духом и тощему художественным смыслом перевороту, который из всего былого и нажитого сделает скучную мастерскую, которой вся выгода будет состоять в одном пропитании, и только в пропитании».

1 марта 1860 г. в издаваемом Герценом в Лондоне «Колоколе» бы­ло напечатано «Письмо из провинции». Автор письма, скрывшийся под псевдонимом «Русский человек» (есть основания полагать, что это был Добролюбов) призывал Герцена: «.. .наше положение ужасно, не­выносимо, и только топор может нас избавить, и ничто кроме топора не поможет! ... Другого спасения нет. Вы все сделали, что могли, чтобы содействовать мирному решению дела, перемените же тон, и пусть ваш «Колокол» благовестит не к молебну, а звонит в набат! К топору зовите Русь».

«Призвавши к топору, — отвечал Герцен, — надобно овладеть дви­жением, надобно иметь организацию, надобно иметь план, силы и го­товность лечь костьми, не только схватившись за рукоятку, но схва­тив за лезвие, когда топор слишком расходится».

Попытки подтолкнуть, радикальными средствами ускорить про­цесс народного взросления только вредны. В 1866 г. после того как в царя стрелял студент Дмитрий Каракозов, Герцен высказался вполне определенно: «Пуль нам не нужно... мы в полной силе идем большой дорогой... Остановить нас невозможно, можно только своротить с од­ной большой дороги на другую — с пути стройного развития на путь общего восстания».

Сообразно этому идеалу будущего общества, совмещающего сво­боду и коллективизм, строилась и первая народническая организа­ция — «Земля и воля», возникшая весной 1862 г. Программа орга­низации лишь в самом общем виде предусматривала созыв Земско­го собора, которому на правах учредительного собрания предстояло установить «правление выборное по областям, с главным избран­ным сеймом в Петербурге или в Москве», отмену частной собствен­ности и «изменение городского и сельского быта в общины». Сама же организация представляла собой федерацию местных кружков, в которой Центральный комитет не обладал распорядительными, ко­мандными полномочиями, а играл исключительно координацион­ную роль.

Едва ли не главной задачей организации мыслилось предотвраще­ние кровопролития при грядущей народной революции. В первом но­мере издававшегося землевольцами листка «Свобода» сообщалось, что «организация наша составилась из людей непоколебимо убежденных, .. .что при неспособности правительства революция в России неизбеж­на, что она неминуемо разразится в восстании ограбленного и подав­ленного народа и что при жестокости и тупоумии правительства она может получить исполинские размеры кровавой драмы, если все, или по крайней мере большинство, способное и честное, из образованных классов, не станет на сторону доведенного до восстания народа и не обессилит тем самым окончательно правительства, лишив его какой бы то ни было пользы в диком упорстве».

В том же духе мыслил и Чернышевский, призывавший «барских крестьян» от имени их «доброжелателей» (Неопровержимых доказательств того, что прокламация, начинающаяся слова­ми «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», составлена Н.Г. Черны­шевским не существует, однако большинство исследователей на основании кос­венных данных склонны приписывать текст именно ему.) «покуда пора не пришла, ...силу беречь, себя напрасно в беду не вводить, значит спокойствие сохранять и виду никакого не показывать. .. .А когда все готовы будут, значит везде поддержка подготовлена, ну, тогда и дело начинай. А до той поры рукам воли не давай, смиренный вид имей, а сам промеж своим братом мужиком толкуй да подговаривай его, чтобы дело в нас­тоящем виде понимал. А когда промеж вами единодушие будет... тог­да и легко будет волю добыть».

«...В руках нашего комитета»

Приготовление крестьян к социальному перевороту очевидно должно было занять длительное время.