не пили, не пропускали молитвы, обиды прощали друг другу, даже кровь прощали... Тогда и Бог давал успеха народу во всем, а не так, как теперь». Это, конечно, почти фольклорный мотив «потерянного рая», но интересна живучесть подобных преданий — вплоть до наших дней, когда о Мансуре пишутся книги и защищаются диссертации. По словам А.С. Пушкина, «долго еще будет витать над Кавказом зловещая тень Мансура». Увы, Пушкин не представлял себе, как долго...

В январе 1787 г. Екатерина отправилась в свое знаменитое путе­шествие в «полуденные края России» — Крым и Новороссию. Путеше­ствие вниз по Днепру и далее до Севастополя было организовано та­ким образом, чтобы показать всему свету мощь и величие Российской империи. Императрицу сопровождала многолюдная свита, к которой присоединились Иосиф II и польский король Станислав Понятовский. На всем пути следования устраивались всевозможные празднества, парады войск, маневры, балы и спектакли. Недавно основанные и старинные города и селения, через которые медленно проезжала Ека­терина, были для большего эффекта и блеска украшены гирляндами цветов, арками и воротами (при въезде в Херсон надпись на них гла­сила, что здесь начинается путь в Византию). Режиссером и поста­новщиком всех этих мероприятий, носивших характер гигантского театрального действа, был Потемкин, располагавший огромными средствами и их не жалевший.

Именно во время этого путешествия возникло знаменитое выра­жение «потемкинские деревни». Как разъясняет словарь, это «что-ли­бо специально устроенное для создания ложного впечатления показ­ного благополучия, скрывающего истинное положение дел». В пос­леднее время историки много спорят о том, существовали ли в действительности фанерные, рассчитанные на взгляд издали деревни и фальшивые склады с мешками песка вместо зерна. Разумеется, это скорее преувеличение потемкинских недоброжелателей. Но совер­шенно очевидны два обстоятельства. Во-первых, светлейший князь действительно декорировал строения, дороги и мосты, выстраивал специальные «перспективы» из колоннад, арок, ворот, рассчитанные на некоторый, по крайней мере оптический, обман. «Пехотных ратей и коней однообразная красивость» появилась уже тогда. Кстати, по­том эти принципы закладывались в архитектурную концепцию строившихся (или перестраивавшихся) в стиле классицизма русских про­ винциальных городов.

Еще важнее второе обстоятельство, хорошо сформулированное Иосифом II: «Я вижу во всем этом гораздо больше эффекта, нежели внутренней цены. Князь Потемкин деятелен, но он гораздо лучше умеет начинать, чем завершать. Впрочем, так как здесь никоим обра­зом не щадят ни денег, ни людей, то все может казаться нетрудным. Мы в Германии и во Франции не смели бы предпринимать того, что здесь делается. Владелец рабов приказывает; рабы работают; им или вовсе не платят, или платят мало; их кормят плохо, но они не жалу­ются...» Действительно, гигантомания и стремление пустить пыль в глаза — любой ценой — были характерными потемкинскими чертами, впоследствии прочно укоренившимися в российской действительнос­ти. Когда проектировался кафедральный собор в Екатеринославе, светлейший приказал архитектору «пустить на аршинчик длиннее, чем собор Святого Петра в Риме». Заложенный в результате фунда­мент оказался таким протяженным, что спустя почти пятьдесят лет, когда маленькая церковь все-таки была построена, он стал ее огра­дой. Все это, кстати, предвидел Иосиф, принимавший участие в тор­жественной закладке собора и язвительно заметивший: «...Императ­рица положила первый камень в основание великого города, а я — второй и последний».

За всеми этими, по выражению П.А. Вяземского, «географичес­кими фанфаронадами» последовали очередная русско-турецкая вой­на 1787—1791 гг., разделы Речи Посполитой и подготовка к едва не начавшейся войне с революционной Францией. Занятая хитроспле­тениями мировой политики, Екатерина все больше отдалялась от ког­да-то инициированной ею «вольной» общественной жизни. Русское же общество, наоборот, становилось более зрелым, училось выраба­тывать критический взгляд как на себя, так и на монарха и проводи­мую им политику. Вырастало, по выражению Н.Я. Эйдельмана, вто­рое «непоротое» дворянское поколение.

Просветители, масоны и радикалы

К последней трети «семнадцатого» столетия русское общество уже обла­дало высоким уровнем умственных интересов, духовных и материальных потребностей, идейных и нравственных запросов. В своем «Опыте исторического словаря о российских писателях» (1772) Н.И. Новиков приводит данные о 220 писателях — духовных и светских. Начинает­ся и набирает силу процесс диверсификации, «цветущей сложности» культуры — и ее эмансипации от государства. Условно говоря, Екате­рине и ее ближайшему окружению противостоят несколько групп, или «проектов».

Во-первых, это либерально-дворянская оппозиция в лице Н.И. Па­нина, его секретаря Дениса Фонвизина, близкой к ним Е.Р. Дашко­вой. Эта группа ориентировалась на наследника Павла Петровича и даже попыталась в 1773—1774 гг., когда он достиг совершенноле­тия, отстранить Екатерину от власти и передать ему трон, ограни­чив его власть умеренной конституцией. О заговоре с целью воцаре­ния Павла рассказал в своих воспоминаниях декабрист Михаил Александрович Фонвизин, племянник знаменитого писателя и герой войны 1812 года.

«Мой покойный отец рассказывал мне, что в 1773 году или в 1774 году, когда цесаревич Павел достиг совершеннолетия и женился на дармштадтской принцессе, названной Натальей Алексеевной, граф Н.И. Панин, брат его, фельдмаршал П.И. Панин, княгиня Е.Р. Дашкова, князь Н.В. Репнин, кто-то из архиереев, чуть ли не митрополит Гавриил, и многие из тогдашних вельмож и гвардейских офицеров вступили в заговор с целью свергнуть с престола царствующую без пра­ва Екатерину II и вместо нее возвести совершеннолетнего ее сына. Павел Петрович знал об этом, согласился принять предложенную ему Паниным конституцию и дал присягу в том, что, воцарившись, не нарушит этого коренного госу­дарственного закона, ограничивающего самодержавие... При графе Панине были доверенными секретарями Д И Фонви­ зин, редактор конституционного акта, и Бакунин (Петр Васильевич), оба участника в заговоре. Бакунин из честолю­бивых, своекорыстных видов решился быть предателем. Он открыл любовнику императрицы Г. Орлову все обстоятель­ства заговора и всех участников — стало быть, это сдела­лось известным и Екатерине. Она позвала к себе сына и гнев­но упрекала ему его участие в замыслах против нее. Павел испугался, принес матери повинную и список всех заговор­щиков» (Фонвизин М.А. Сочинения и письма. Иркутск, 1982. Т. 2. С. 123).

По словам Фонвизина, Панин предлагал «основать политическую свободу сначала для одного дворянства, в учреждении Верховного се­ната, которого часть несменяемых членов назначалась бы от короны, а большинство состояли бы из избранных дворянством из своего сос­ловия лиц... Под ним в иерархической постепенности были бы дворя­нские собрания, губернские или областные и уездные, которым пре­доставлялось право совещаться в общественных интересах и местных нуждах, представлять об них Сенату и предлагать ему новые законы».

«Выбор как сенаторов, так и всех чиновников местных админист­раций производился бы в этих же собраниях. Сенат был бы облечен полною законодательною властью, а императорам оставалась бы власть исполнительная, с правом утверждать Сенатом обсужденные и принятые законы и обнародовать их. В конституции упоминалось и о необходимости постепенного освобождения крепостных крестьян и дворовых людей». В этом проекте видны как идущие из прошлого идеи о выборном дворянском представительном органе, так и новые, уводящие в будущее, к проектам М.М. Сперанского, Н.И. Новосиль­цева, Н.М. Муравьева, принципы разделения властей, парламента­ризма (правда, только дворянского), законодательной инициативы «снизу», наконец, отмены крепостного права.

Судя по дошедшим до нас сведениям, императрица упредила заго­ворщиков и затея провалилась, но, как установил М.М. Сафонов, и за несколько дней до своей смерти в 1783 г. Панин убеждал Павла преоб­ разовать государственный строй России на конституционных началах. Проект Панина и Фонвизина всплыл вновь в 1801 г. в заговоре теперь уже против Павла (правившего совсем не по заветам Панина) — для ограничения самодержавия будущего Александра I. Не получилось и на этот раз.

Следующим был проект масонско-просветительский, новиковский. Для Новикова и созданной им из братьев — «вольных каменщи­ков» и с помощью их капиталов «Типографической компании» глав­ным в масонстве были два направления деятельности. Во-первых, ду­ховно-нравственное исправление собственной личности на стезях христианского вероучения (Новиков, его учитель И.Г. Шварц, соратники С.И. Гамалея, И.В. Лопухин, И.П. Тургенев, Г.М. Походяшин были людьми глубоко веровавшими и напряженно искавшими «Царства Божьего и правды его»). Правда, масоны были христианами гностического толка, искали некоего тайного знания, чем крайне нас­тораживали многих, в том числе просвещенного и