сформулировала их следующим образом.

«1. Нужно просвещать нацию, которой должен управлять.

Нужно ввести добрый порядок в государстве, поддержи­вать общество и заставлять его соблюдать законы.

Нужно учредить в государстве хорошую и точную поли­цию.

Нужно способствовать расцвету государства и сделать его изобильным.

Нужно сделать государство грозным в самом себе и вну­шающим уважение соседям.

Каждый гражданин должен быть воспитан в сознании своего долга перед Высшим Существом, перед собой, перед общест­вом. ..»

(Екатерина II. Сочинения. М., 1990. С. 647.)

С середины 1770-х гг. начинается новый, в значительной степени вызванный успехами первой русско- турецкой войны и раздела Речи Посполитой грандиозный «греческий проект» в Северном Причерно­морье. Именно он в итоге сделал Российское государство «грозным» и «внушающим», но ценой этого стало опустошение казны и бесконеч­ные войны и конфликты, идущие, например, на Кавказе и до сего дня.

Приверженность идеалам Просвещения вполне гармонично ужи­валась в сознании императрицы с имперской идеей, согласно которой великая Россия как наследница Византии обладала неотъемлемым правом вмешиваться в дела соседей и решать судьбы народов по свое­му усмотрению. Екатерина считала, что ее миссия состоит в защите и распространении христианства, а потому, борясь с Турцией, она действует в общеевропейских интересах. Как восточное (турецкая проблема), так и западное (польский вопрос) направления внешней политики России достались Екатерине от ее предшественников, но ре­шающие действия были совершены ее дипломатами, военачальника­ми и солдатами.

«Греческий проект» стартовал с середины 1770-х гг., когда статс-секретарем становится А.А. Безбородко, а фаворитом (как считают некоторые историки, тайным мужем и соправителем) — Г.А. Потем­ кин. В апреле 1779 г. у Екатерины рождается второй внук, которого называют греческим именем Константин, нанимают ему кормилицу-гречанку, чеканят в честь его рождения монету с изображением хра­ма Святой Софии в Константинополе. На специально устроенном по этому случаю празднестве читают греческие стихи. Все эти меры под­готавливали курс на борьбу с Турцией, завоевание ее территории и восстановления греческой империи с Константином на троне (по это­му плану предполагалось, что в России будет царствовать первый и любимый внук Александр).

В начале 1780-х гг. Потемкин подает Екатерине записку о необхо­димости присоединения Крыма, которая потом легла в основу знаме­нитого письма императрицы от 10 сентября 1782 г. австрийскому им­ператору Иосифу II. В своей записке Потемкин в манере геополитики XX века, играющей судьбами малых стран и народов, констатирует:

<<Крым положением своим разрывает наши границы... Поло­жите же теперь, что Крым ваш и что нет уже сей бородав­ки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны кубанской, сверх час­тых крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несу мнительна, мо­реплавание по Черному морю свободнее... Вы обязаны возвы­сить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, цесарцы (т. е. австрий­цы) без войны у турок в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки... С Крымом достанется и господ­ство в Черном море, от вас будет зависеть запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду... Сколько славно приобретение, сколько вам будет стыда и укоризны от по­томства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот, она могла, да не хотела или упустила. Если твоя дер­жава — кротость, то нужен в России рай» (История Рос­сии ХУ1П-Х1Х вв. Хрестоматия. М, 2003. С. 112-113).

Вскоре начались решительные и далеко не «райские» действия. В 1783 г. Крым был оккупирован русскими войсками. Потемкин тор­жественно принял присягу местной знати. Крымским татарам были гарантированы права собственности, уважение их религии и равен­ство с другими подданными российской императрицы. Первый шаг к реализации «греческого проекта» был сделан.

На очереди стояло наступление на Кавказе. В том же 1783 г. был подписан Георгиевский трактат, по которому Восточная Грузия (Картли и Кахетия) переходила под протекторат России, гарантиро­вавшей ее царю Ираклию II территориальную целостность владений. В Тифлис были направлены два батальона русских войск. Соответ­ственно, встала проблема охраны дороги через горные перевалы. Сна­чала кабардинцы, недовольные возведением на их землях Моздокс­кой крепости (1764), потом ногайцы кубанских степей, а затем и гор­цы северного Кавказа начинают воевать с Россией. Кавказская война, которую обычно начинают с А.П. Ермолова, на самом деле на­чалась почти на пятьдесят лет раньше. Как пишет В.А. Потто, осно­вание Моздока «стало началом той великой программы, на выполне­ние которой потребовалось целое столетие и миллионы материальных жертв и нравственных усилий».

Одним словом, началась столетняя Кавказская война. Ее первым этапом стало национально- освободительное восстание горцев в 1785—1791 гг., возглавленное бывшим чеченским пастухом из аула Алды Ушурмой, провозгласившим себя Мансуром. У мусульман суще­ствует предание о том, что придет предсказанный великим пророком Магометом, но «скрытый» до поры имам (от арабского «амма» — сто­ять впереди, предводительствовать) Мансур и установит истинно ис­ламский миропорядок.

Выросший в бедной семье и не обученный грамоте, Ушурма «осве­тился размышлениями о священном законе» и вскоре предстал перед жителями своего аула избранником Магомета, призванным избавить мир от пороков. «Нам предстоит исполнить волю Аллаха и обратить народы в магометанство. Под мои знамена встанет столько джигитов, что едва ли смогут они поместиться на чеченской долине... Когда придет время сражаться, я дам вам кинжалы, которые в бою будут удли­няться. Ни пушки, ни ружья неверных не будут вредить нам...»

Вскоре он был провозглашен своими сторонниками шейхом (по-арабски — старец, почетный титул учителей благочестия, правоведов, наставников), а затем и имамом — духовным, военным и светским ру­ ководителем мусульман. Далеко не все муллы согласились с таким статусом, а турецкий султан даже послал специальную богословскую миссию к Мансуру, чтобы выяснить, тот ли он, за кого себя выдает. Посланцы султана пришли к выводу, что «он не ученый и не особенно набожен, хотя и не уклоняется никогда от совершения молитв, пред­писанных законом». По их мнению, «Мансур есть не то лицо, которо­го ожидают на основании предсказаний Пророка, а обманщик, кото­рый притом не пользуется большим доверием в Дагестане».

Мансур, случалось, одерживал победы (осада Кизляра), но чаще терпел поражения, после которых терял почти всех своих сторошшков даже из родного аула. Поэтому ему приходилось часто менять мес­та пребывания и опираться на людей, достаточно далеких от Чечни. Мансур был взят в плен при штурме Анапы в 1791 г. и заключен в Шлиссельбург, где умер от скоротечной чахотки в 1794 г. Впрочем, чеченцы верили, что он жив — в самом начале правления Александра I к нему в Петербург приезжала специальная делегация горцев с просьбой помиловать и освободить Мансура.

Но именно он положил начало горскому джихаду (или газавату) — священной войне за национальную свободу. Когда пленному Ша­милю задали вопрос о том, кем был имам Мансур, он ответил — «Ушурма из чеченского аула Алды был великим родоначальником ду­ховного и политического возрождения мусульман Кавказа». Вот в этом Шамиль, похоже, был прав. Мансур был первым, кто понял (для этого не требовалось особого религиозного образования) пагуб­ные последствия разобщенности горских племен и попытался их пре­одолеть на основе ислама. Надо сказать, что к этому горцев толкало и усиливавшееся проникновение (военное и религиозное) Российской империи на Северный Кавказ. Как двести лет спустя утверждал пер­вый чеченский президент Джохар Дудаев, «Россия... вынудила нас стать на путь ислама». Призывая прекратить многолетние распри и кровную месть, подтачивавшие горское общество изнутри, Мансур проповедовал единение и прощение. Именно поэтому его образ остал­ся в памяти чеченского народа.

Опираясь на народные предания, Лев Толстой в «Хаджи-Мурате» воссоздал этот образ устами своего героя Хан-Магомы: «Святой был не Шамиль, а Мансур. Это был настоящий святой. Когда он был имамом, весь народ был другой. Он ездил по аулам, и народ выходил к нему, целовал полы его черкески, и каялся в грехах, и клялся не делать дурно­го. Старики говорили, что тогда все люди жили как святые — не кури­ли,