Яуберт поспешил к нему с протянутой рукой:

— Ну, как ты, Бенни?

— Спасибо, я трезвый.

Яуберт улыбнулся:

— Вижу. Сильно страдаешь?

— Только когда не пью.

Начальник рассмеялся:

— Бенни, я уважаю твою стойкость. Не то чтобы я в тебе сомневался…

— Значит, ты — единственный, кто не сомневается во мне.

— Пошли, сначала надо поговорить.

Он отвел его в пустую конюшню и сел на стог сена. Солнечные лучи, проникавшие сквозь дыры в ржавой металлической крыше, проецировали на полу идеально круглые пятна.

— Сядь, Бенни, разговор будет долгим.

Он сел.

— Жертву зовут Бернадетта Лоуренс. В четверг ее освободили под залог пятьдесят тысяч рандов. Она обвинялась в убийстве пятилетней дочери своей сожительницы. Они жили вместе, семейной парой. Сожительницу зовут Элизе Ботма. В прошлые выходные ребенка ударили по голове бильярдным кием. Один раз…

— Лесбиянки?

Яуберт кивнул.

— Вчера ночью на дворе вдруг залаяли собаки. Лоуренс встала посмотреть, в чем дело. Она долго не возвращалась, и Ботма вышла следом. В пятнадцати метрах от парадной двери она нашла труп. Колотая рана в сердце. Я жду отчета о вскрытии, но, возможно, тут поработал наш парень с ассегаем.

— Потому что она убила ребенка.

— И колотая рана.

— Газетчики вопят, что ассегаем орудует женщина.

— В газетах полно всякой чуши. Женщина никак не могла совершить два предыдущих убийства. Энвер Дэвидс — рецидивист, сильный, крепкого сложения. Судя по обстановке на месте преступления, у Колина Преториуса было время, чтобы защититься, но он не воспользовался удобным случаем. Лоуренс была здоровой, ростом где-то под метр восемьдесят, восемьдесят килограммов. И потом, женщины стреляют; они не наносят удары кинжалом. Во всяком случае, не поступают так со всеми жертвами. Как тебе известно, шансы за то, что женщина совершает множественные убийства, — один против ста.

— Согласен.

— Сегодня утром выяснилось, что одна овчарка хромает. Ботма считает, что убийца отшвырнул собаку ногой. Но, помимо этого, у нас совсем немного улик. Полицейские из Дурбанвилля помогут нам допросить местных жителей.

Гриссел кивнул.

— Бенни, я хочу, чтобы ты возглавил расследование.

— Я?

— По многим причинам. Во-первых, ты — самый опытный детектив в отделе. Во-вторых, я считаю тебя лучшим. В-третьих, на твоей кандидатуре настаивает комиссар. Он очень доволен твоей вчерашней работой, и он сразу сечет крупные неприятности, предвидит их. Бенни, дело громкое — настоящий цирк. Репортеры не дремлют. Убийца-мститель, он наказывает за преступления против детей, выносит смертный приговор… можешь себе представить.

— И в-четвертых, теперь, когда у меня больше нет жены и детей, у меня полно времени.

— Я выбрал тебя не поэтому. Но должен сказать: я думал, занятость тебе поможет — если ты будешь очень занят, у тебя не останется времени думать о выпивке.

— Ни одно дело не в состоянии занять меня так сильно.

— И в последнюю очередь я подумал о том, что задание тебе понравится.

— Вот уж что правда, то правда.

— Так ты согласен?

— Конечно, мать твою, я согласен! Я согласился еще в ту секунду, когда ты произнес слово «ассегай». Остальное мог бы и не говорить. Ты ведь знаешь, что на меня не действует дерьмо под названием «позитивное подкрепление».

Яуберт встал.

— Знаю. Но я должен был сказать. Ты должен знать, что тебя ценят. Да, и еще комиссар велел передать: у тебя будет столько людей, сколько потребуется. Если нам понадобится помощь, достаточно только позвонить ему. Он сделает все необходимое. А пока твой напарник — Кейтер. Он уже едет…

— Ни за что.

— Бенни, Клиффи в больнице, а больше никто не сможет…

— Матт, Кейтер — идиот! Мелкий хвастун из участка с огромным самомнением. Всезнайка хренов! А как же «столько людей, сколько потребуется» — ты ведь только что обещал?

— Для черновой работы, Бенни. Я не могу жертвовать сотрудниками нашего отдела. Ты ведь знаешь, мы все завалены работой по уши. А Кейтер — новичок. Ему надо учиться. Придется тебе стать его наставником.

— Наставником?

— Сделай из него настоящего сыщика.

— Вот в такие минуты, — сказал Гриссел, — я понимаю, почему я пью.

Гриссел, Кейтер и собака сидели в гостиной Элизе Ботмы. Кейтер, в свободной белой рубашке, облегающих джинсах и новеньких ярко-голубых кроссовках фирмы «Найк», задавал вопросы, как будто это он вел следствие.

— Что за порода, мэм? Похожа на метиса шпица, но разве такие собаки не лают по ночам? Я слышал, они так лают, настоящие шпицы… наверное, у вашей собачки кто-то из предков был таксой. Вы сказали, что услышали лай и потом мисс Лоуренс вышла посмотреть, в чем дело?

Элизе Ботма, хрупкая, невысокая женщина с покрасневшими от слез глазами, вздрогнула. Она не ждала вопроса в конце речи о собаках.

— Да, — тихо сказала она. Она сидела сгорбившись, не поднимая головы, сплетя пальцы обеих рук.

В комнате сильно пахло псиной и чаем ройбуш.

— Можете сказать, в какое время это было? — спросил Кейтер.

Она что-то ответила, но они не расслышали.

— Пожалуйста, говорите громче. Мы не слышим ни слова.

— Должно быть, где-то около двух ночи, — сказала Элизе Ботма, снова опуская голову, как будто ответ на вопрос стоил ей слишком много сил.

— Но вы не уверены?

Она отрицательно покачала головой.

— Нам известно, в какое время она звонила в участок? — спросил Кейтер у Гриссела.

Грисселу очень хотелось встать, вывести паршивца за дверь и спросить: какого черта? Кем он себя воображает, мать его? Но момент был неподходящий.

— В два тридцать пять, — ответил Гриссел.

— Ясно, — кивнул Кейтер. — Скажем, собаки залаяли около двух, и она встала проверить, в чем дело. Она что-нибудь прихватила с собой — ну, какое-нибудь оружие, бильярдный кий например?

Ботма вздрогнула, и Гриссел решил: еще один такой вопросик, и он выведет отсюда Кейтера за шиворот.