— По-моему, именно так выглядел молодой Хрущев.

Тогда Гриссел понятия не имел, кто такой Хрущев.

Он всегда очень уважал высокообразованных и культурных людей — ведь сам он окончил только среднюю школу и полицейский колледж. Однажды он заявил Пейджелу:

— Эх, профессор, хотелось бы мне стать таким же умным, как вы!

Но Пейджел посмотрел на него и ответил:

— По-моему, Никита, из нас двоих умнее ты — к тому же ты гораздо сообразительнее.

Ему это понравилось. Как нравилось и то, что Пейджел, который так часто становился героем светской хроники, состоял в обществе любителей оперы, обществах «Спасем симфонический оркестр» и «Анти-СПИД», относился к нему как к равному. Так было всегда. Пейджел как будто не старился — высокий, худощавый, невероятно красивый. Некоторые уверяли, что он похож на кинозвезду из какого-то телесериала, но Гриссел не смотрел сериалов.

— Спасибо, профессор, хорошо. А вы?

— Отлично, друг мой. Только что закончил с несчастной мисс Лоуренс.

— Профессор, мне дали все материалы по Дэвидсу и Преториусу. Буши и остальные сказали: вы думаете, что в данном случае убийца тоже действовал ассегаем.

— Я не думаю. Я в этом абсолютно уверен. А ты изменился, Никита! Что с тобой? Постригся? Ну-ка, покажись.

Пройдя по коридорчику, он раскрыл распашные двери в лабораторию, ударив по ним ладонями.

Давненько мы не видели ассегая — больше его не выбирают орудием убийства. Двадцать лет назад ассегаем орудовали чаще.

В комнате пахло смертью, формалином и дешевым освежителем воздуха; старенький кондиционер скрипел из последних сил. Пейджел расстегнул черный мешок, в котором находился труп Лоуренс. Между двумя маленькими грудями виднелась небольшая ранка.

— Вот чего не было у Дэвидса, — сказал Пейджел, натягивая резиновые перчатки, — так это выходного отверстия. Входное было широким, около шести сантиметров, а сзади ничего. Я пришел к выводу, что у орудия убийства было широкое лезвие. Второй вариант — убийца нанес два удара одним более узким клинком; впрочем, последнее маловероятно. Но тогда ассегай еще не приходил мне в голову. У Преториуса имелось выходное отверстие, шириной два сантиметра семь миллиметров, а входное — шесть и два. Вот когда у меня в голове щелкнуло.

Он перевернул труп Лоуренс на бок.

— Взгляни, Никита. Выходное отверстие точно сзади, рядом с позвоночником. Кожу пришлось срезать, мы отправили ее на анализ, поэтому сейчас не видно, но оно было еще шире — шесть и семь, шесть и семьдесят пять.

Профессор осторожно перекатил труп обратно на спину и застегнул «молнию» на мешке.

— Итак, Никита, теперь нам известно кое-что интересное. Лезвие длинное; по моим прикидкам, сантиметров шестьдесят. Нам часто приходится сталкиваться с ранами, нанесенными мясницкими ножами — знаешь, такими, которые продаются в супермаркетах, с двадцатипятисантиметровым лезвием. Но при таких ранениях входное отверстие узкое. Иногда имеется выходное отверстие, но оно никогда не бывает шире сантиметра. Здесь у нас две режущие кромки, похожие на штыковые, только шире и тоньше. Значительно шире. Кроме того, штык больше повреждает внутренние органы — он ведь для этого и создан. А в нашем случае лезвие сантиметров шестьдесят длиной, с узким кончиком, который значительно расширяется к середине — там оно чуть менее семи сантиметров. Ты следишь за ходом моей мысли, Никита?

— Да, профессор.

— Кроме классического ассегая, под данное описание ничего не подходит. Даже меч. Раны от меча, естественно, встречаются очень редко; по-моему, я за всю жизнь видел только две. У меча гораздо шире выходное отверстие, а края раны гораздо ровнее. Но отличие не только в этом. Лабораторные анализы принесли несколько сюрпризов. Микроскопические частицы пепла, животных жиров и компоненты, которые мы сначала не идентифицировали, но тем не менее подвергли экспертизе. Оказалось, это «Кобра». Ну, знаешь, лак, которым натирают полы. Животный жир — бычий. Такого на мечах не найдешь. Я начал думать, Никита, искать, потому что у нас давненько не было ассегая и многое забывается. Пошли ко мне в кабинет, там все мои записи. В тебе определенно что-то изменилось. Не говори, я сам догадаюсь…

Пейджел пошел вперед, к себе в кабинет.

Гриссел оглядел свою одежду. Все как обычно, он не видел ничего странного.

— Садись, друг мой, дай я все расскажу по порядку. — Пейджел снял с полки черную пружинную папку и стал листать ее. — Пепел. Им мастера полируют лезвия. Насколько мне известно, есть специалисты, которые делают только ассегаи. Древний метод; в прежние времена так полировали капское серебро; иногда отдельные кусочки еще попадаются в антикварных магазинах — качество изумительное. Следовательно, приходим к выводу, что ассегай изготовлен традиционным способом. Но к этому мы еще вернемся. То же самое касается и бычьего жира, и лака «Кобра». Им натирают не лезвие, а древко. Зулусы часто полируют дерево лаком, чтобы оно стало гладким и блестящим. Так дерево лучше сохраняется и не деформируется.

Отлично, скажешь ты, но как лак «Кобра» поможет нам поймать убийцу? Никита, у меня есть друзья среди антикваров. Я позвонил нескольким знакомым. Они говорят, на рынке сегодня представлены три типа ассегаев. На те, которые продают на блошином рынке на Гринмаркет-сквер, не стоит обращать внимание. Они поступают с севера, а некоторые привозят даже из Малави и Замбии — низкое качество, короткие, узкие лезвия, металлические древки и много резьбы в стиле африканского барокко. В общем, копии ритуальных ассегаев различных африканских племен. Их делают для туристов.

Ассегай второго типа — так называемые старинные или исторические копья — либо короткое колющее орудие, либо длинное метательное копье. У тех и других лезвие подходит к нашим ранам, но есть одна существенная разница: лезвие ассегая «под старину» черное-пречерное от бычьей, овечьей или козлиной крови, поскольку зулусы такими ассегаями закалывали скот. И частицы пепла в таком случае обнаружились бы под микроскопом в гораздо большем количестве. Представляешь, Никита, старые ассегаи продают по пять-шесть тысяч за штуку! Вплоть до десяти тысяч, если можно доказать старинный возраст.

Но ни в одной ране частиц крови животных нет, что означает: твой ассегай либо старинный, но отлично вычищенный, либо относится к третьему типу: точно такой формы и способа производства, как и старинные, но изготовлен недавно. За последнее говорит и ржавчина. Я попросил поискать в ране следы окисления, но их практически не было. Ни ржавчины, ни признаков древности. Твой ассегай изготовили в последние три-четыре года, скорее всего — года полтора назад.

Да, и вот еще что: подозреваю, что после убийства ассегай не слишком тщательно чистили. Мы обнаружили в ране Лоуренс следы крови и частицы ДНК первых двух жертв. Это значит, их убили одним и тем же оружием и, вероятнее всего, их убил один и тот же человек.

Гриссел кивнул. Значит, версия о том, что Ботма причастна к убийству Лоуренс, отпадает.

— Дело в том, Никита, — продолжал Пейджел, — что в наши дни осталось немного мастеров, которые изготавливают ассегаи. Спрос на них мал. Ремесло выживает в сельских районах Восточной Капской провинции, где еще живы древние традиции и где до сих пор режут скот по-старому. Там до сих пор натирают древки бычьим салом и покупают лак «Кобра» для полировки дерева. Судя по входному отверстию, это короткий ассегай, изготовленный мастером откуда-нибудь с равнин Макатини в прошлом году. Естественно, возникает вопрос, как ассегай попал в наши края, как он оказался в руках у мужчины, который нашел в себе смелость наказать мерзавцев, поднявших руку на детей. Довольно странный выбор оружия.

— Профессор, вы сказали «у мужчины»?

— Я так считаю. Все дело в глубине раны. Вонзить ассегай в грудную кость не так тяжело, но пронзить все тело, сломав при этом ребро, и нанести удар такой силы, что лезвие выходит с обратной стороны… На такое требуется недюжинная сила, Никита. Или ярость, адреналин. Но, если убийца женщина, она должна быть настоящей амазонкой.

— Профессор, он действовал очень грамотно. Все происходит тихо. Ассегай бьет без промаха. И потом, его невозможно отследить, как огнестрельное оружие.