МИХАИЛ
ОТЕЦ
МИХАИЛ. А почему Посконину – с принципиальных же позиций – не позволено возразить тебе? В той же газете… Двести тысяч подписчиков… Пусть читатели сами решат, кто прав!
ОТЕЦ. Ты превратно понимаешь нормы социалистической демократии.
МИХАИЛ. Оболгать честного человека – демократия…
ОТЕЦ. Ты не понимаешь азбучных истин. Ленина, оказывается, не читаешь в юношеской гордыне. Украл мои конспекты.
МИХАИЛ. Не украл, а взял у родного отца, мертвый капитал.
ОТЕЦ. Пора жить собственным умом.
МИХАИЛ. А ты живешь собственным умом?! Выуживаешь цитаты из этих
ОТЕЦ. У него есть труды похлеще. Например, «Урийская дидактика» ревизует незыблемые постулаты Макаренко и уводит в национальные дебри. Ха, русская школа.
МИХАИЛ
ОТЕЦ. А я, представь себе, читал в ксерокопии. Апологетика сознания…
МИХАИЛ. Ты… Вы… Сикофанты!… Я не могу быть сыном доносчика!
ОТЕЦ. Успокойся. Возьми себя в руки. Я вижу, ты действительно нуждаешься в промывании мозгов. Молодежный авангардизм – оселок, на котором базировал свою платформу Лев Троцкий, впрочем, одну из своих платформ. Он их менял в зависимости от погоды.
МИХАИЛ
ОТЕЦ
МИХАИЛ
ОТЕЦ
МИХАИЛ. А что писал твой Ленин?!
ОТЕЦ
МИХАИЛ. Думаешь, я вконец очумел, не читаю первоисточники. Но я достойный сын своего отца. Вот смотри…
Михаил бросается к полкам с томами Ленина.
МИХАИЛ. Это, кажется, в четвертом, нет, в пятом…
Листает пятый том.
ОТЕЦ. Скажи, что ты хочешь отыскать.
МИХАИЛ. Резолюцию о молодежи, предложенную Лениным второму съезду партии. Ни больше, но и ни меньше.
ОТЕЦ. Том седьмой, страница 253-я, если тебя интересует сама резолюция, а если выступление Ильича в защиту резолюции – страница 312-я.
МИХАИЛ
Михаил открывает седьмой том, листает.
МИХАИЛ. Послушай, референт и как там тебя!.,
ОТЕЦ
МИХАИЛ. А у нас кризис не назрел?! А нам не надо вырабатывать мировоззрение?… Нам не надо искать концептуальный подход к той каше, в которой вы булькаете?… Тонуть вместе рассчитываете?
ОТЕЦ
МИХАИЛ
ОТЕЦ. Пойди в ванную, прими горячий душ, затем холодный…
Приоткрывается дверь, женский голос.
ГОЛОС. Я ухожу, дорогие мои. Жаркое готово…
ОТЕЦ. Жаркое готово. Есть «Цинандали», да из обкомовского буфета, и черная икорка. Начнем с сухого вина и примем коньячку, потом возьмем лихача и закатимся к актрисам, в оперетту… По старым адресам я не хожу и тебе не советую. А можно и к цыганам. А после – после в Крестовоздвиженскую. У Блока, знаешь, нам поздно позволили припасть к Александру Блоку
Михаил слушает отца. Но утерев лицо ладонями, трясет головой, словно сбрасывая наваждение, выходит из комнаты.
Отец надевает очки, с достоинством берет том Ленина, пречитывает.
ОТЕЦ. М-да, поднапутал Старик.
Большая гостиная в доме Сергея. Портрет Александра Вампилова, писанный маслом. На полу, на стеллажах, на окнах журналы и книги.
Два стола, две пишущие машинки. За машинкой Ирина.
В окне голая ветка березы. Входит Иннокентий.
ИННОКЕНТИЙ. Здравствуй, пресветлая Ира. Ну, идут дела?
ИРИНА. Если бы девочки помогли, через два дня можно подшивать третий номер «Литературных тетрадей». Но Федор Иванович не дал главу из «Маленького портного».
ИННОКЕНТИЙ. Да, а вчера ты слышала по радио прекрасный отрывок из повести – Маленький портной шьет костюм для Снегурочки к Новогоднему балу в доме слепых. Дадим этот кусочек? В сноске скажем: «Костюм для „Снегурочки“ обнародован редакцией радио 27 января с. г.»
ИРИНА. Но где мы возьмем текст?
ИННОКЕНТИЙ. А в редакции и возьмем. Я попрошу Гену Узких, он потихоньку вынесет, мы снимем копию.
ИРИНА. Получается – контрабанда.
ИННОКЕНТИЙ. Но нам нужна проза, притом добротная.
ИРИНА. Ох, лучше бы еще раз попросить Федора.
ИННОКЕНТИЙ. Фью! Он весь в новой рукописи. Какие-то метафорические видения посещают его.
ИРИНА. И прекрасно! Он напишет поэму о саде. Иносказательно будет и о нас.
ИННОКЕНТИЙ. Я верю, его Сад будет хранителем времени, которое уничтожается сильными мира сего. Сад, гармония сада, и век волкодав.
ИРИНА. Прекрасно. Но сложно.
