зигзаги. Олег включил аудиосистему, и все восемь динамиков обрушили на сидящих в салоне истошный вопль солиста 'АС/DC'. Оглушительная музыка окружила летящий 'ягуар', словно некая взбалмошная аура, и шлейфом стелилась следом, вспугивая ворон с неубранных помидорных полей и арбузных бахчей. Олег восторженно вопил и, когда на дороге ни впереди ни позади не было машин, крутил руль, и 'ягуар' вихлялся и кружился, словно танцевал на широкой асфальтовой ленте некий диковинный танец кошки, перебравшей валерьянки. Иногда он и вовсе бросал руль, чтобы посмотреть, как машина мчится самостоятельно, и девчонки принимались пищать, но страха в их криках было мало. Ветер яростно бился о крылья 'ягуара', словно завидуя его совершенным формам. Одна из девушек, уже вдребезги пьяная, стащила с себя майку и высунулась в открытый люк, радостно завизжав, и ветер развевал ее волосы и колотился об обнаженную грудь. Бутылки пива ходили по кругу, хрустели чипсы и орешки, табачный дым выматывался в открытые окна. Олег тоже пил, ничего не боясь. Он опытный водитель, и ни с кем ничего не случится. К тому же, это всего лишь пиво. Ему было страшно весело, и он жалел только, что сейчас с ним не было…

кого?

Да не важно, потом вспомнит. А может, и не надо вспоминать. Важно то, что есть сейчас — эта бесконечная трасса, эта машинамечта и хорошенькие вкусные девчонки вокруг, смотрящие на него с неким языческим восторгом и готовые для него на все. Да, да, девочки, вы не пожалеете, ибо я — Олег Кривцов, великий и ужасный и крайне, крайне прекрасный!..

Олег чуть сбросил скорость, издалека заметив притулившийся у обочины милицейский автомобиль и прислонившегося к нему гаишника, выглядевшего очень пыльным и очень печальным. При виде стремительно подлетающего 'ягуара' он стал еще более печальным, но Олег притормозил и, медленно, величественно проплывая мимо жестких кошачьих усов автоинспектора, извлек из кармана несколько скомканных крупных купюр, скомкал их еще больше и швырнул комок в гаишника, и тот, подставив широкую лопатообразную ладонь поймал его.

— На развитие сострадания у дорожной милиции! — гаркнул Олег, и гаишник, вытянувшись и взяв под козырек, прогудел:

— Благодарствую!

Дверца 'ягуара', свернувшего на обочину, приоткрылась, и из нее на траву выкатилась неоткупоренная бутылка 'Невского'. Гаишник подсеменил к ней, ловко отвернул зубами крышку и сделал несколько жадных глотков.

— Кайф! — сказал он, вытирая с усов хлопья пены.

— Воистину! — отозвался Олег. — Всего этого хватит, чтобы сегодня никого не щемить?! Думаю, хватит! А то смотри — узнаю, так в следующий раз и не дам ни фига!

Дорожный хищник снова козырнул, потом сказал:

— На втором повороте Костенко стоит, так вы ему ничего не давайте — он козел!

— Учтем! — Олег хлопнул дверцей, и 'ягуар' умчался, обдав гаишника тучей пыли. Тот ухмыльнулся, в несколько глотков выпил полбутылки, снова ухмыльнулся и сказал вслед улетевшей красной машине:

— Ну? А ты еще трепыхался! Спокойной ночи, Олег!

Алексей открыл глаза и сразу понял, где он и что с ним сейчас произойдет. Это уже, кажется, было? Или нет? В любом случае, только не это! Он рванулся, но множество сильных рук держало крепко. В нос бил запах немытых тел, застарелого пота, мокрых носков и прокисшей мочи. Алексей хотел закричать, но чей-то кулак вмялся ему в живот, и он бессильно обвис, хватая ртом воздух и отстраненно ощущая, как с него торопливо сдирают штаны и трусы. За стеной на улице грохотало — там лил дождь, и это вселяло еще больший ужас.

— Я первым засажу!.. — сказал чей-то хриплый голос у него за спиной, и он судорожно сжался, хотя знал, что уже ничто ему не поможет…

А потом его вдруг отпустили, и он шлепнулся на пол, рассадив себе нос. Раздался дружный хохот, но теперь он доносился откуда-то спереди, от окна. Алексей торопливо завозился на полу, потом приподнялся и дрожащими руками принялся натягивать на себя штаны. Встал, придерживаясь за стену и втянув голову в плечи. Его сокамерники скалили зубы, сгрудившись в дальнем конце камеры. Возле него же стоял худощавый паренек в джинсовом костюме, который, сунув руки в карманы, смотрел на него с любопытством, смешанным с отвращением.

— Да-аа, — протянул он, глядя Алексею в лицо смешливыми светлыми глазами, — сколько всего интересного я о тебе не знал. Потрясающе, Гамара, что то, как тебя в свое время на зоне опустили, для тебя страх и кошмар, а то, как ты сделал свою дочь инвалидом, нет! Вот и пойми тебя после этого! Весенний дождичек — страх, а распотрошенная девчонка — нет. Интересно, а что бы сказали остальные, узнай, что ты местной тусовке был вместо бабы, а?

— Убью! — проревел Евсигнеев, бросаясь на паренька. Конечно же, он знал его! Сволочь! Его вывернули наизнанку один раз, а теперь выворачивают снова — и это намного, намного хуже! Он будет бить этого недоумка, пока тот не подохнет!

Лешка ловко увернулся от удара и в следующую секунду исчез за плотной стеной надвигающихся на Алексея ухмыляющихся людей. С жалобным воем он метнулся в угол и сжался там, дрожа всем телом.

— Не надо! Только не это! Пожалуйста!

На улице громыхнуло, с шипением камеру озарила холодная вспышка, и он сжался еще сильнее. Сокамерники остановились, и из-за их спин проворно выглянул Лешка.

— Что, Гамара, воинственный настрой резко осыпался?! Понимаю, понимаю! Столько страшных, больших и страстных дяденек!.. Любой бы сник. Ну, как, будешь вести себя хорошо? — он уставил на Алексея указательный палец. — Учти, я делаю это только из уважения к твоей и без того измочаленной психике. Слюнявые безумцы мне неинтересны. Ну? У меня еще куча дел и мне некогда с тобой возиться! Мне ведь не придется возиться с тобой, а, тезка?!

— Нет, — хрипло ответил Алексей, шаря глазами по сторонам.

— Хороший мальчик! — Лешка благосклонно покивал ему. — Хочешь проснуться?

— Да!

— Поможешь мне?

— Да! Да!

— Чýдно! — Лешка подошел к нему, протянул руку и помог подняться. — Я знал, что могу на тебя рассчитывать! Ты ведь не обременен этими разнообразными глупыми принципами, верно? Я знаю, что тебе нужно — как следует отдохнуть! Порусски, с огоньком, так чтобы — ээх! — он взмахнул растопыренными пальцами перед лицом Евсигнеева, и тот торопливо кивнул. Потом спросил:

— А я что — умер?

— Евсигнеев, ты дурак! — ласково ответил Лешка. — Ты не умер! Ты начал жить! А вот они могут умереть — вся эта теплая компания из твоего сна, которая не смогла тебя оценить! И вот эти, — он кивнул на стоящих у окна камеры людей, — тоже могут умереть. Тебе достаточно лишь захотеть. Хочешь?

Глаза Евсигнеева загорелись. Он несколько раз облизнул пересохшие губы, потом взглянул на Лешку и на его руку, дружелюбно протягивавшую ему новенький 'калаш'. Евсигнеев схватил его, передернул затвор и ухмыльнулся. Лешка присел на корточки рядом с ним и закурил, глядя вперед прищуренными глазами. Алексей бросил на него косой взгляд, потом вскинул автомат, и тот затрясся в его руках, точно живой, и он заорал от восторга, видя, как разлетаются в кровавых ошметках плоти и осколках костей ненавистные, потные, ухмыляющиеся лица, и их крики были для него, как нежнейшая музыка для уха ценителя классики.

А потом он проснулся…

— Леха, не спи! — кричали ему в ухо. — Не спи!

— Я не сплю! — ревел он в ответ и, поднимая голову, ловил их лица в мутный фокус взгляда. Ему было жарко, полотенце сползало с бедер. Кругом были сплошь потные полуобнаженные тела — как мужские, так и женские. Грохотала музыка. Две голые девушки выплясывали на столе, вращая бедрами и то и дело заваливаясь вбок, но руки зрителей подхватывали их и вскидывали обратно в вертикальное положение. Слышался громкий хохот и визг, в прохладных водах бассейна шло настоящее сражение, и оттуда летели тучи брызг, мокрые полотенца и трусики. Какойто человек, очень пьяный и очень толстый, ползал на четвереньках по мокрому полу, мотая головой, и ухал, а восседавшая у него на спине девица с прилипшими к затылку и плечам волосами хлопала его ладонью по мокрому заду и кричала:

— Нно! Пошел!..

Алексей хохотал, глядя на них, щипал подворачивающиеся женские округлости, ему наливали и он пил, и снова пил, и ему становилось все веселее и веселее. Он имел полное право как следует отдохнуть после тяжелой рабочей недели. Нелегко управлять крупной строительной фирмой. Управлять и владеть ею еще сложнее. Но дела идут блестяще, недавно они подписали несколько крупных выгодных контрактов, и Евсигнеев вполне мог позволить себе хорошенько выпить вместе с друзьями.

Он опрокинул в себя еще одну рюмку, потом встал и ухватил пробегавшую мимо хорошенькую полуголую девчонку. Та протестующе взвизгнула и начала вырываться — то ли испугалась, то ли Евсигнеев ей не понравился. Так или иначе это его разозлило. Он встряхнул ее, потом наотмашь ударил по лицу.

— Заткнись, курва!

— Леха! — укоризненно прогудел кто-то из-за стола, но это возглас тотчас же перекрыл другой голос:

— Да ладно, пусть!.. Подумаешь, блядь, им за то и платят… Давай, Леха, вставь даме!..

Алексей засмеялся и поволок извивающуюся девушку в парилку. Там лениво обнималась какая-то потная парочка и он рявкнул на них:

— Пошли на хрен отсюда!

Парочка моментально исчезла. Девушка попыталась улизнуть следом, но он дернул ее за плечо и отвесил оплеуху. Потом сорвал с нее полотенце, ухмыльнулся, после чего ловким движением повалил прямо на пол.

— Лежать, сука! А то удавлю на хрен!

Она сразу же затихла, глядя на него вытаращенными, стремительно трезвеющими глазами. Евсигнеев ухмыльнулся и снял с бедер полотенце.

Уже умащиваясь сверху, он услышал осторожное деликатное покашливание и, вскинув голову, свирепо уставился на худощавого человека, стоящего в приоткрытых дверях.

— А тебе какого хрена тут надо?!..

Человек поднял руку и погрозил ему указательным пальцем, и Алексей моментально присмирел, почувствовав, что человек имеет полное на это право, и он, Алексей, только что заступил за недозволенную черту.

— Извините, — поспешно сказал он. Человек скрестил руки на голой груди и доброжелательно улыбнулся, но за его улыбкой не скрывалось ничего доброжелательного.

— Всего лишь хотел узнать, как вам у меня нравится?

— Отлично! — просипел Алексей. — Круто!

— Надеюсь, вы еще долго у нас пробудете?

— Да хоть всю жизнь! — отозвался он, нисколько не слукавив. Человек кивнул.

— В таком случае, приятного отдыха.

Он потянул на себя ручку двери, несколько секунд вслушивался в доносящиеся из-за нее животные похрюкивающие звуки, потом усмехнулся.