Была там одна девушка с челочкой, искусно игравшая на флейте, невыразимо прелестная. Когда я глядел на нее, мне казалось, что она сошла с картины У[59]; приехала она вместе с Пань Шу-фэй. Государыня, радушно усадив девушку вместе со всеми, то и дело просила ее сыграть на флейте и часто подносила ей вино. Указав на нее, она сказала мне:
— Знаете, кто она? Люй-чжу[60] из дома Ши. Дань Шу-фэй воспитала ее и любит как младшую сестру, поэтому она и пришла вместе с ней.
Обратясь к девушке, спросила:
— Люй-чжу, разве можем мы обойтись без твоих стихов?
Поблагодарив государыню поклоном, Люй-чжу прочла:
Когда чтение стихов кончилось, снова подали вино.
— Господин Ню Сэн-жу прибыл издалека, и ему пора на покой, — сказала государыня, — кто же из вас желает быть его подругой на сегодняшнюю ночь?
Первой отказалась госпожа Ци:
— Для меня это совершенно невозможно: сын мой Жу-и уже взрослый. Да и приличен ли такой поступок?
Пань Шу-фэй тоже отказалась:
— Дун Хунь умер из-за меня, и государство его погибло. Я не хочу быть неблагодарной по отношению к нему.
— Господин Ши из императорской охраны был строг и ревнив, — сказала Люй-чжу, — лучше умру, но не поступлю столь недостойно.
Не дав Тай-чжэнь произнести слова, государыня сама ответила за нее:
— Тай-чжэнь — любимая подруга танского императора, — ей-то уж и подавно будет неудобно. — Затем, взглянув на Ван Цян, она сказала: — Чжао-цзюнь, ты сначала была отдана в жены вождю гуннов Ху Ханю, а затем стала женой вождя Чжулэйжоди. Ну, что могут сделать духи инородцев из суровых холодных краев? Прошу не отказываться.
Чжао-цзюнь, не отвечая, в смущении опустила глаза.
Вскоре все разошлись отдыхать. Придворные проводили меня в покои Ван Чжао-цзюнь. Перед рассветом слуги разбудили нас. Чжао-цзюнь оплакивала предстоящую разлуку. Неожиданно я услышал голос государыни за дверьми и выбежал к ней.
— Вам нельзя здесь долго задерживаться, — сказала государыня, — надо скорее возвращаться домой. Сейчас мы расстанемся, но я надеюсь, что вы не забудете этой встречи.
На прощанье поднесли вино. Госпожи Ци, Пань, Люй-чжу заплакали. Наконец я откланялся. Государыня послала придворного в красной одежде проводить меня до Дааня. На западном повороте он вдруг исчез. В это время уже совсем рассвело.
Добравшись до Дааня, я стал расспрашивать местных жителей. Они сказали:
— В десяти верстах отсюда есть храм государыни Бо.
Я вернулся туда и увидел, что храм запущен, разрушен, так что даже войти в него нельзя, — ничего общего с теми хоромами, в которых я был.
Но платье мое хранило аромат, не исчезавший дней десять, и я до сих пор не могу представить, как все это могло приключиться со мной.
ЧЖАН ЦЗО
В годы «Кайюань» жил некий цзиньши Чжан Цзо, который часто рассказывал своему дяде следующую историю.
Как-то, путешествуя на юге страны, Чжан Цзо увидел старика с мешком из оленьей кожи за плечами. Он ехал верхом на черном осле с белыми ногами.
Лицо у старика было веселое, да и во внешности его было что-то необычайное, поэтому Чжан Цзо попробовал заговорить с ним и спросил, откуда он едет, но тот лишь улыбнулся.
Чжан Цзо несколько раз повторил свой вопрос, как вдруг старик рассердился и заорал:
— Такой щенок и смеет приставать с расспросами! Что я — вор, убегающий с добычей? Зачем тебе знать, откуда я еду?!
Чжан Цзо стал извиняться:
— Меня поразила ваша необыкновенная внешность, я хотел бы следовать за вами и учиться у вас. Разве это такое большое преступление?
— Мне нечему тебя учить! Я простой человек, только вот слишком долго зажился на этом свете. Что ты смеешься над моими несчастьями? — не унимался старик и, подстегнув осла, ускакал.
Нахлестывая лошадь, Чжан Цзо помчался вслед за ним и догнал старика у постоялого двора. Подложив мешок под голову, старик улегся, но никак не мог уснуть. Чжан Цзо сильно устал и велел принести гаоляновой водки.
— Не соблаговолите ли разделить со мной трапезу? — нерешительно обратился он к старику.
