плотов. На самый крайний случай. Работали дотемна. Расположившиеся неподалеку новгород-северцы посмеивались на нами, на что я сказал своим дружинникам:

— Не обращайте на них внимание. Смеяться будет тот, кто останется живым.

Искупавшись в реке и проследив, как поставили рыболовецкие сети, чтобы на завтрак поесть свежей рыбы, я отправился в гости к Великому князю Черниговскому. Он только что вернулся с холма, на котором укреплялся Великий князь Киевский. Перед этим Мстислав Святославич был на левом берегу реки у Великого князя Галицкого.

— Надоели они мне оба! — начал разговор Мстислав Черниговский, который принял меня в своем шатре.

Шатер был круглый и большой, сшитый из двухслойного холста, покрашенного в червчатый цвет. Купол в центре подпирал врытый в землю шест высотой метров три с половиной. На шесте висела на уровне моей головы в золотом окладе икона апостола Андрея, которого князь считал своим покровителем. Как входишь в шатер, так сразу и оказываешься лицом к лицу с седобородым стариком с суровым взглядом. Справа от входа стояла низкая кровать, застеленная медвежьей полостью, а напротив — еще две, накрытые овчинами, наверное, для княжеского сына и племянника. Оба сейчас пировали у Мстислава Галицкого. Слева находился небольшой стол на козлах и три сундука, которые заодно служили стульями. На столе горела свеча, прилепленная прямо к столешнице. Слуга налил нам меда в бронзовые кубки, украшенные узором из крестов. Мед был хороший. Из-за него мне и нравилось бывать в гостях к князя Черниговского. Платить за это приходилось выслушиванием жалоб на двух других Великих князей.

— Уже жалею, что поперся в этот поход! — признался в конце своей речи Мстислав Черниговский.

— Теперь уже поздно жалеть, — молвил я. — Теперь надо думать, как выбраться отсюда живыми и здоровыми.

— Я сказал им, что подожду еще неделю и, если не будет сражения, поведу свою дружину домой, — сообщил он.

Три дня назад он говорил, что, если не будет сражения, поведет дружину домой через три дня.

— Сражение будет здесь, — сказал я.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовался князь Черниговский.

Я не стал говорить, откуда знаю на самом деле, отделался неопределенным ответом:

— Предчувствие.

— Скорей бы, — произнес князь и, перекрестившись, добавил: — А там дай нам бог одолеть нехристей поганых.

— На бога надейся да сам не плошай, — сказал я. — Если половцы побегут, тоже отступай. Только не в ту сторону, куда они. Их будут бить в первую очередь.

— Думаешь, побегут? — спросил Мстислав Святославич, хотя по лицу его было видно, что и сам не сомневается в этом.

— Им не впервой бегать от татар, — ответил я.

— Собирался я утром переправиться на тот берег, а теперь, пожалуй, останусь на этом, — решил он.

Переправиться на левый берег он решил, пообщавшись с Мстиславом Галицким. Если завтра утром опять встретится с ним, то опять противоположный берег покажется лучшим.

Возвращаясь в свой лагерь, остановился у догорающего костра, возле которого сидел с двумя своими дружинниками Пров Нездинич. Оба сразу ушли, чтобы не мешать нашему разговору. Я сел на освободившееся седло, лежавшее у костра, в который накидали обглоданных коровьих костей. Скота нам монголы оставили много, чтобы наелись мяса досыта перед смертью. Сотник Нездинич предложил и мне мяса, но я отказался:

— У князя Мстислава отвечерял.

— Что скажешь, князь? Будет завтра сражение или нет? — спросил Пров.

— Завтра или послезавтра, но все равно будет, — ответил я. — Татары выманили нас, куда хотели, теперь дадут бой.

— Ну, мы им покажем! — бодро пообещал он.

— Может, покажем, а может, и нет, — сказал я и тише, чтобы кроме Нездинича никто не слышал, произнес: — Как все побегут, не геройствуй, отступай в мой лагерь. Только со своей сотней. Остальных, — кивнул я на ополченцев, — не бери, пусть драпают.

Вся орава в лагерь не влезет, а мне недисциплинированные и плохо вооруженные бойцы ни к чему.

— Ты думаешь… — начал было Пров, но не закончил, потому что я встал и пошел в свой лагерь.

Утро выдалось солнечным и безветренным. День обещал быть жарким. Мои дружинники пригнали в лагерь лошадей, коров и баранов, которых ночью пасли ниже по течению реки. Другие вытрусили сети. Рыбы попалось много. Часть моего отряда чистила и потрошила ее, а остальные продолжили укреплять лагерь.

Выйдя на берег Калки, в которой вода была мутной, потому что выше по течению через нее переходили конные половцы, я увидел, что из лагеря Мстислава Галицкого выезжает отряд конных дружинников под командованием Даниила Романовича численностью сотен пять. Они соединились с большим отрядом половцев и вместе поскакали на восток, где на склонах холмов видны были небольшие отряды монголов. Половцами командовал Ярункан — раздражительный и недалекий мужчина лет тридцати пяти. Нос у него был разрублен наискось, но не глубоко. Ярункан утверждал, что был ранен в бою с суздальцами, но злые половецкие языки утверждали, что это его старшая жена приголубила за то, что слишком много внимания уделял молодым наложницам. Котянкан вчера внезапно заболел. Олег Курский поставил диагноз — медвежья болезнь, обдрыстался от страха. Остальные галичане продолжали поить лошадей, заготавливать дрова, разводить костры и забивать коров и быков. Нападение противника никто не ждал.

Я тоже подумал, что в этот день пронесет. Собирался уже раздеться и искупаться в реке, когда заметил, что с холмов, к которым скакали половцы и дружинники князя Волынского, спускается сплошной стеной монгольская тяжелая кавалерия. Половцы рассказывали, что обычно монголы посылают вперед легкую конницу. Она обстреливает противника из луков, а в случае атаки отступает за спины тяжелой кавалерии. Если та не разобьет врага, опять в дело вступали лучники. И так до тех пор, пока противник не погибнет или побежит. На этот раз в атаку сразу шла тяжелая конница. Видимо, Субэдэй решил не ждать, когда все наше войско переправится через реку и приготовится к бою, а разбить его по частям.

— К бою! — крикнул я своим дружинникам, а Савке приказал: — Неси сюда мои доспехи и оружие!

Мне хотелось посмотреть, что будет дальше. Когда еще доведется увидеть атаку нескольких тысяч закованных в броню всадников?! Они молча неслись на половцев и волынян. Половцы сразу дрогнули, развернули коней и ударились в бега. А волынцы пошли в атаку на превосходящие в несколько раз силы противника. В отряде князя Даниал была в основном молодежь. Они еще не научились быть расчетливыми, осторожными. Монголы окружили их, началась сеча.

В лагере галичан забили тревогу. Князь Мстислав Мстиславович начал строить полки. Один отряд, сотен пять-шесть, сразу заспешил на помощь волынцам. Скорее всего, это Мстислав Ярославич по прозвищу Немой, князь Луцкий, дядя Даниила. Пожалуй, из всей галицкой компании он был самым толковым и смелым командиром. Его удар разомкнул кольцо монголов, и волынцы вырвались из окружения. Они вслед за половцами понеслись к реке Калке, огибая с двух сторон строящиеся к бою полки Мстислава Мстиславовича Галицкого. Половцы в это время уже пересекли реку и понеслись дальше, на запад, сметая на своем пути черниговцев, которые собирались в полки.

Монгольская лава понеслась на галичан. В момент столкновения двух ратей над степью разнесся