— Не думаю, что в полиции вообще правильные люди, — сказала декан. — Ваша идея состояла в том, чтобы обратиться в фирму частных детективов, не так ли?

Она повернулась к Харриет.

— Да, но если кто-нибудь может предложить что-то лучше…

По-настоящему дельных предложений не было ни у кого. Обсуждение продолжилось. В конце концов:

— Мисс Вейн, — сказала директриса, — думаю, ваша идея является наилучшей. Вы свяжетесь с этими людьми?

— Очень хорошо, мисс Бэринг. Я позвоню главе фирмы.

— Проявляйте благоразумие.

— Конечно, — сказала Харриет. Она немного нервничала, ей казалось, что время благоразумия уже прошло. — Но если мы пригласим людей, мы должны будем дать им свободу действий, — добавила она.

Очевидно, это было горьким напоминанием, но его следовало сделать. Харриет предвидела бесконечные ограничения и задержки, ожидающие сыщиков, и понимала трудности, связанные с разделением ответственности. Полиция не подчиняется никому кроме себя, но нанятым частным детективам приходится делать более или менее так, как им сказано. Она посмотрела на доктора Бэринг и задалась вопросом, сможет ли мисс Климпсон или любой из её подчинённых противостоять этой важной персоне.

— А теперь, — сказала декан, когда она и Харриет вместе пересекали дворик, — я должна пойти и заняться родителями Ньюлэнд. Я не горю желанием это делать. Они будут ужасно расстроены, бедняги. Он — очень мелкий государственный служащий, и карьера дочери значит для них всё. А кроме личной стороны этой трагедии, будет ужасно, если это отразится на её экзаменах. Они очень бедны, но трудолюбивы, и так гордятся ею…

Мисс Мартин отчаянно махнула рукой, расправила плечи и пошла решать эту проблему.

 Мисс Хилльярд в мантии шла в один из лекционных залов. Она выглядела совершенно отчаянной, с ввалившимися глазами. Её взгляд бегал из стороны в сторону, как будто бы она боялась, что её кто-то преследует.

Из открытого окна на первом этаже Квин-Элизабет донёсся голос мисс Шоу, проводящей семинар:

— Вы, возможно, также цитировали эссе «О суетности». Помните пассаж: «Je me suis couche  mille fois chez moi, imaginant qu’on me trahirait et assomeroit cette nuit-la»,[77] — его болезненная озабоченность идеей смерти и его…

Колёса академическая машины вертелись. На входе, ведущем в их кабинеты, вместе стояли казначей и экономка с руками, полными бумаг. Они, казалось, обсуждали какой-то финансовый вопрос. Взгляды, которые они бросали друг на друга, были полны скрытой враждебности, женщины были похожи на угрюмых собак, скованных одной цепью и демонстрирующих ворчливое дружелюбие после окрика хозяина. Мисс Пайк спустилась по лестнице и миновала их, не проронив ни слова. Всё так же молча она прошла мимо Харриет и повернула вдоль постамента. Голову она держала высоко и вызывающе. Харриет вошла в комнату мисс Лидгейт. Мисс Лидгейт, как она знала, читала лекции, и её телефоном можно было воспользоваться без помех. Она заказала разговор с Лондоном.

Четверть часа спустя с упавшим сердцем она повесила трубку. Почему она должна удивляться, узнав, что мисс Климпсон нет в городе — «занята делом», — этого можно было и не говорить. Это казалось чудовищно несправедливым, но это было так. Не хочет ли она поговорить с кем-нибудь ещё? Харриет попросила мисс Мерчисон, единственную другую сотрудницу фирмы, с которой была знакома лично. Мисс Мерчисон уволилась год назад и вышла замуж. Харриет восприняла это почти как личное оскорбление. Ей не хотелось излагать все подробности дела Шрусбери совершенно незнакомому человеку. Она ответила, что напишет, повесила трубку и сидела, ощущая себя непривычно беспомощной.

Было очень хорошо жёстко проводить свою линию и мчаться к телефону с намерением безотлагательно «сделать что-то», но другие люди не сидят сложа руки, смиренно ожидая появления даже таких интересных и важных людей, каковыми мы являемся. Харриет посмеялась над собственным раздражением. Она решилась на быстрые действия и теперь была в ярости, поскольку у деловой фирмы оказались собственные дела. Всё же ждать дальше было невозможно. Ситуация становилась слишком кошмарной. Лица быстро становились хитрыми и неискренними, в глазах появился страх, совершенно невинные слова вызывали подозрение. В любой момент какой-либо новый ужас мог сломать последние границы и смести всё на своём пути. Она внезапно испугалась всех этих женщин: horti conclusi, fontes signati,[78] — эти женщины были окружены и запечатаны в этих стенах, и эти стены не допускают её в их мир. Сидя здесь при ясном утреннем свете и уставившись на прозаический телефон на столе, она почувствовала древний трепет богини Артемиды, девы-охотницы, стрелы которой несли бедствие и смерть.

Именно тогда ей в голову пришла фантастическая мысль: она же собиралась обратиться за помощью к другому выводку старых дев. Даже если бы ей удалось связаться с мисс Климпсон, как смогла бы она объяснить всю ситуацию этой высушенной пожилой деве? От одного вида некоторых злобных писем, ей, вероятно, сделается плохо, и вся проблема окажется выше её понимания. В этом Харриет была несправедлива к леди: за шестьдесят с лишним лет жизни в пансионе мисс Климпсон повидала множество странных вещей, и была так же свободна от комплексов, как и любой нормальный человек. Но сама атмосфера Шрусбери стала действовать Харриет на нервы. Ей сейчас требовался кто-то, с которым не нужно было бы специально подбирать слова, кто-то, кто не выкажет и не почувствует удивления от любого проявления человеческой оригинальности, кто-то, кого она знала и кому могла доверять.

В Лондоне было много людей — как мужчин, так и женщин, — для кого обсуждение сексуальных отклонений было банальностью, но большинству из них не слишком можно было доверять. Они пропагандировали нормальность с такой страстью, что она выступала у них наростами, как мускулы на культуристах, и едва ли они вообще выглядели нормальными. И они говорили громко и безудержно. От их шумного психического здоровья обычные, плохо уравновешенные смертные в тревоге сжимались. Она перебрала в уме различные имена, но не нашла ни одного, который точно подошёл бы. «Дело в том, — сказала Харриет, обращаясь к безмолвному телефону, — что я не знаю, нужен мне врач или детектив. Но я должна кого-то найти».

Она пожалела — похоже, впервые — что не может обратиться к Питеру Уимзи. Не то чтобы это был такой случай, какой он мог бы расследовать сам, но он, вероятно, знал правильного человека. По крайней мере он не был бы ничем удивлён или потрясён, он слишком хорошо знал мир. И ему можно было полностью доверять. Но его здесь нет. Он исчез из виду в тот самый момент, когда она только впервые услышала о деле в Шрусбери — это казалось почти предопределением. Как лорд Сейнт-Джордж, она почувствовала, что Питер действительно не имел никакого права исчезать именно тогда, когда он нужен. Теперь тот факт, что последние пять лет она сердито отказывалась принять дополнительные обязательства перед Питером Уимзи, не имел никакого веса — она легко заключила бы обязательства с самим дьяволом, если бы только была уверена, что Князь Тьмы имел характер Питера. Но Питер был также вне досягаемости, как Люцифер.

А был ли? У локтя стоял телефон. Она могла поговорить с Римом так же легко, как с Лондоном — лишь немного дороже. Должно быть только финансовая скромность человека, который добывает средства собственным трудом, заставила её думать, что звонить в другую страну труднее, чем в другой город. Во всяком случае, никакого вреда не будет, если принести последнее письмо Питера и найти номер телефона его отеля. Она быстро вышла и столкнулась с мисс де Вайн.

— О! — воскликнула коллега. — Я вас искала. Думаю, что должна показать вам это.

Она протянула листок бумаги с печатными буквами, вид которых был до отвращения знаком:

ПРИБЛИЖАЕТСЯ ТВОЙ ЧЕРЁД

— Хорошо быть предупрежденным, — сказала Харриет с лёгкостью, которой она не чувствовала. — Где, когда, и как?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату