день, когда я туда захожу, я боюсь, что их уже нет. Поехали быстрее.

— Хорошо. Я обязуюсь не тащиться ниже семидесяти миль в час, кроме мест, где стоит ограничение в тридцать.

— О, Боже! — воскликнула Харриет, когда автомобиль сорвался с места. Быстрое вождение пугало её, и он это очень хорошо знал. После пяти захватывающих дух миль он скосил на неё взгляд, увидел её немую борьбу с собой и снял ногу с акселератора.

— Это было моей песней триумфа. Разве это были плохие четыре минуты?

— Я сама напросилась, — сквозь зубы выдавила Харриет. — Продолжайте.

— Будь я проклят, если продолжу. Мы поедем в разумном темпе и рискнём этим поганым студентом, чтоб ему все кости переломало!

Однако, когда они прибыли, шахматы из слоновой кости всё ещё стояли в витрине. Питер пристально оглядел их через монокль, и сказал:

— Они выглядят нормально.

— Они прекрасны. Согласитесь, когда я что-то делаю, я делаю это красиво. Ведь я прошу у вас тридцать два подарка сразу.

— Это напоминает Алису в Зазеркалье. Вы войдёте или позволите мне выйти на бой одному?

— Конечно, я войду. А почему вообще?.. О! Я выгляжу слишком увлечённой?

— Слишком сильно желающей.

— Ну и наплевать. Я войду!

Магазин был тёмным и был заполнен странным скоплением первоклассных вещей, барахла и ловушек для новичков. Владелец, однако, прекрасно ориентировался во всём ассортименте и после предварительной перестрелки вынужден был признать, что ему противостоит упрямый, опытный и хорошо осведомлённый клиент. После этого владелец успокоился и даже с некоторым  энтузиазмом перешёл к длительной позиционной борьбе. Харриет даже в голову не приходило, что кто-то может провести час и сорок минут, покупая шахматы. Каждый отдельный вырезанный шарик в каждой из тридцати двух фигур был по отдельности скрупулёзно исследован кончиками пальцев, невооруженным глазом и линзой часовщика на предмет повреждений, ремонта, замены или подделки, и только после продолжительного допроса о «происхождении» набора и долгой дискуссии об аспектах торговли в Китае, состоянии рынка антиквариата в целом и влияния, который оказал внезапный спад цен в Америке, была вообще названа первая цена. Она была немедленно оспорена, и обсуждение продолжилось, при этом все фигуры были тщательно исследованы вновь. Всё закончилось согласием Питера купить набор по названной цене (которая была значительно выше его минимальной оценки, хотя и ниже максимальной), если в покупку будет включена доска. Необычный размер фигур заставлял предположить, что у них должна быть особая доска, и владелец довольно неохотно согласился, после того, как ему было заявлено, что эта доска шестнадцатого века, чисто испанского происхождения, не относится к определённому стилю, и поэтому это скорее милость со стороны покупателя принять её в качестве подарка.

Теперь стало ясно, что бой пришёл к почётному завершению, владелец просиял и поинтересовался, куда доставить пакет.

— Мы возьмём это с собой, — твёрдо сказал Питер. — Но если вы предпочитаете наличные чеку…

Владелец уверил, что чека вполне достаточно, но пакет очень велик, и потребуется время, чтобы всё упаковать, поскольку все фигуры нужно завернуть по отдельности.

— Мы не спешим, — ответил Питер, — и мы возьмём его с собой.

Это соответствовало первому правилу, известному ещё с младенчества: подарки должны уноситься с собой и никогда не доставляться магазином.

Владелец исчез наверху, чтобы подыскать подходящую коробку, и Питер извиняющимся тоном обратился к Харриет.

— Жаль, что это заняло так много времени. Вы выбрали лучшее, чем предполагали. Я не эксперт, но очень ошибусь, если это не прекрасный и древний набор, и стоимость его намного больше, чем с нас запросили. Именно поэтому я так и торговался. Когда вещь так хороша, обычно всегда где-нибудь есть какой-то изъян. Если бы одна из этих пешек не была оригиналом, весь набор не стоил бы ничего.

— Да, наверное так. — Ей пришла в голову беспокойная мысль. — Если бы набор не был совершенен, вы бы купили его?

— Ни за какую цену.

— Даже если бы я всё ещё его хотела?

— Нет. В этом моя проблема. Кроме того, вы бы его не захотели. У вас научный ум, и вы всегда чувствовали бы себя неловко, зная, что там есть изъян, даже если бы никто другой об этом не знал.

— Это правда. Всякий раз, когда кто-нибудь им восхищался бы, я чувствовала бы себя обязанной сказать: «Да, но одна из пешек — современная копия», — и это стало бы утомлять. Ну, я рада, что все они в порядке, потому что я люблю их с совершенно идиотской страстью. Они преследовали меня во сне в течение многих недель. И даже теперь я ещё не сказала спасибо.

— Да нет, сказали, и, так или иначе, главное удовольствие получил я… интересно, а тот спинет[106] в порядке?

Он проложил путь через закоулки антикварной лавки, убирая с дороги прялку, грузинский контейнер для охлаждения вина, медную лампу и небольшой лес из бирманских идолов, которые стояли между ним и инструментом. «Вариации на музыкальной шкатулке», — сказал он, когда провёл пальцами по клавишам, затем подкрутил табурет под свой рост, сел и сыграл сначала менуэт из сюиты Баха, затем джигу, и только затем в воздухе зазвучала Гринсливз.[107]

«Он должен увидеть, что я не против всего этого, — подумала Харриет и бодро начала припев:

 Он немедленно прекратил играть.

— Неправильная тональность для вас. Бог дал вам контральто. — Посредством каскада модуляций он транспонировал мелодию в ми минор. — Вы никогда не говорили мне, что можете петь… нет, я слышу, что вы специально не обучались… пели в хоре? Хоровое общество Баха?… ну конечно, я должен был догадаться… «И о, Гринсливс золотко моё, Кто кроме моей Гринсливс». Вы знаете какую-либо из канцонетт Морли для двух голосов? Тогда вперёд. «Когда забрезжит утро…» Какую партию вы предпочитаете, они практически одинаковы… «Моя любовь, ещё прекрасней…» Здесь соль, моя дорогая, соль…

Владелец спустился с руками, полными упаковочных материалов, и не обратил на них никакого внимания. Он давно привык к оригинальности клиентов, а кроме того, у него вероятно, появились надежды на продажу спинета. «То, — сказал Питер, — как тенор и альт сливаются в последней общей каденции, — это кровь и плоть музыки. Любой может достичь гармонии, если оставит нам контрапункт. Что дальше? «Ложись спать, милая муза?» Давайте, давайте! Это правда? Это добропорядочно? Это необходимо?… «Любовь — воображение, любовь — безумство»… Очень хорошо. За это я должен вам спеть вот это, — с озорным выражением лица он сыграл вступительные аккорды «Милый Купидон, напои её желаньем».

— Нет, — сказала Харриет, краснея.

— Да, пожалуй. Мне не хватило вкуса. Сделаю новую попытку.