кипящей водой и тарелка синтетических печений в старомодной тюдоровской чайной.

— Если мы пробездельничаем до времени открытия, — сказала практичная Харриет, — то сможем получить скудную пищу и пиво в деревенском пабе.

Харриет не смогла найти подходящий ответ и сидела, глядя на его руки, лежащие на рулевом колесе. Автомобиль проехал через Лонг-Марстон и Элсфилд. Теперь он свернул на боковую дорогу, потом в узкий переулок и там остановился.

— Наступил момент, когда нужно прекратить путешествия через неизведанные моря мыслей. Сначала будете говорить вы или я?

— Кто такой Артур Робинсон?

— Артур Робинсон — это джентльмен, который повёл себя так странно со своей диссертацией. Он был магистром в Йоркском университете, время от времени работал тьютором по разным предметам, претендовал на кафедру современной истории в Йорке и именно там натолкнулся на безграничную память и детективные способности вашей мисс де Вайн, которая тогда была главой колледжа Фламборо и экспертной комиссии. В то время он был белокурым красивым мужчиной приблизительно тридцати пяти лет, очень приятным и довольно популярным, хотя его социальной карьере несколько мешало то обстоятельство, что в минуту слабости он женился на дочери своей домохозяйки. После неудачного эпизода с диссертацией он исчез из академических кругов, и больше о нём ничего не было слышно. На момент его исчезновения у него была девочка двух лет и ожидалось прибавление. Мне удалось найти его бывшего друга, который сказал, что ничего не слышал о Робинсоне со времени его бедствий, но полагал, что тот уехал за границу и сменил имя. Он отослал меня к человеку по имени Симпсон, живущему в Ноттингеме. Я отправился к Симпсону и обнаружил, что тот самым неудобным для нас образом умер в прошлом году. Я возвратился в Лондон и разослал нескольких сотрудников бюро мисс Климпсон на поиски других друзей и коллег мистера Артура Робинсона, а также сделал запрос в Сомерсет-Хаус, чтобы проверить книги записей браков и рождений. И это всё, чего я достиг за два дня интенсивной деятельности, за исключением того, что я имел честь доставить вашу рукопись секретарше.

— Большое спасибо. Артур Робинсон... Вы думаете, он может иметь какое-либо отношение к этому делу?

— Ну, довольно слабая надежда. Но это факт, что, пока мисс де Вайн не приехала сюда, не было никаких беспорядков, и единственный факт, о котором она когда-либо упоминала и который мог иметь отношение к личной вражде, это история Артура Робинсона. Казалось разумным исследовать это направление.

— Да, понимаю… но надеюсь, вы не собираетесь утверждать, что мисс Хилльярд — это переодетый Артур Робинсон, потому что я знаю её в течение десяти лет.

— А почему именно мисс Хилльярд? Что она сделала?

— Ничего такого, что можно надёжно доказать.

— Расскажите мне.

Харриет рассказала ему историю с телефонным звонком, которую он выслушал с очень серьёзным лицом.

— Я сделала из мухи слона?

— Не думаю. Полагаю, наша подруга поняла, что вы представляете для неё опасность, и решила сначала разобраться в вами. Если это не совершенно отдельная вражда, что тоже возможно. В целом, очень хорошо, что вы догадались перезвонить.

— Можете записать это на свой счёт. Я не забыла ваши уничижительные замечания о героине триллера и поддельном звонке из Скотланд-Ярда.

— Правда?.. Харриет, вы позволите мне показать вам, как нужно встретить нападение, если оно когда-нибудь  произойдёт?

— Встретить что?.. Да, я хотела бы знать. Хотя я довольно сильная. Думаю, что могла бы справиться с большинством угроз, кроме удара в спину. Именно этого я и ожидаю.

— Я сомневаюсь, что будет выбран этот способ, — сказал он прохладно. — Это создаёт шум и оставляет на руках оружие, от которого необходимо избавиться. Удушение — более чистый и более быстрый способ и практически не создаёт шума.

— О-о-о!

— У вас для этого прекрасная шея, — глубокомысленно продолжил его светлость. — Она у вас напоминает белую лилию, что само по себе является искушением к насилию. Я не хочу быть пойманным местным полицейским за попытку нападения, но если вы любезно пройдёте со мной на то удобное поле, мне доставит большое удовольствие задушить вас с научной точки зрения в нескольких положениях.

— Вы — ужасный компаньон для пикника на природе.

— Я довольно серьёзен. — Он вышел из автомобиля и открыл дверь для неё. — Ну, Харриет. Я очень вежливо притворяюсь, что мне всё равно, каким опасностям вы подвергаетесь. Или вы хотите, чтобы я с воплями валялся у вас в ногах?

— Вы собираетесь заставить меня почувствовать себя неподготовленной и беспомощной, — сказала Харриет, тем не менее следуя за ним к ближайшей калитке. — Мне это не нравится.

— Эта поле прекрасно подойдёт. Оно не оставлено под сено, предусмотрительно лишено чертополоха и коровьих лепёшек, и имеется высокая ограда, чтобы нас не было видно с дороги.

— И здесь довольно мягко, чтобы падать, а кроме того, имеется водоём, чтобы бросить труп, если вы слишком увлечётесь. Очень хорошо. Я помолилась.

— Тогда будьте так добры предположить, что я — головорез с неприятным лицом и с большими планами относительно вашего кошелька, чести и жизни.

Следующие несколько минут основательно сбили дыхание обоим.

— Не суетитесь, — мягко сказал Питер. — Вы только выбьетесь из сил. Используйте мой вес против меня самого. Я предоставляю его полностью в ваше распоряжение, и я не могу действовать в двух направлениях сразу. Если вы позволите моему стремительному прыжку продолжиться естественным образом, то я упаду с другой стороны с очаровательной точностью ньютонова яблока.

— Что-то я не пойму.

— Для разнообразия попытайтесь задушить меня, и я вам покажу.

— И я ещё говорила, что поле мягкое? — возмутилась Харриет, когда её ноги позорно потеряли опору. Она вытерлась и отряхнулась. — Дайте мне только проделать это с вами — больше я ничего не требую.

И на этот раз, благодаря приобретённому уменью или случайности, она действительно вывела его из равновесия, так что он смог удержаться на ногах только с помощью сложного акробатического пируэта, наводящего на мысль об угре на крючке.

— Теперь нам следует остановиться, — сказал Питер после того, как показал защиту от головореза, который прыгает спереди, головореза, который обрушивается сзади, и более искушённого головореза, который начинает операцию с подоконника и использует шарф. — Завтра вы почувствуете себя так, как будто играли в футбол.

— Думаю, что у меня разболится горло.

— Сожалею. Я позволил своему животному инстинкту взять верх! Это самая ужасная сторона всех этих грубых спортивных состязаний.

— Это было бы гораздо грубее, если бы было сделано всерьёз. Мне не хотелось бы встретиться с вами в узком переулке тёмной ночью, и мне остаётся лишь надеяться, что анонимщица не изучала предмет столь