– А вас почему не грохнули?

Гривенник пожал плечами:

– Трудно сказать… Когда стрелять начали, на меня столбняк напал, – обескураженно сообщил он. – Все вокруг падают, а я не знаю, в какую сторону ноги делать. Потом вот эти с сопки спустились, меня прикладом между лопаток… – повел он плечами и безрадостно добавил: – Еле очухался… Потом сюда привели.

Губы Фартового невольно разошлись в усмешке.

– Это ведь лучше, чем совсем без башки оставаться.

– Тоже верно, – со вздохом согласился Гривенник. – Фартовый, что с нами дальше будет?

Трудно было поверить, что со вчерашнего дня, всего лишь за сутки, произошло столько всего. Жора вспомнил распахнутый контейнер, до самого верха набитый тугими холщовыми мешочками. Ладонь защекотало от гладких камушков. Ощущение было занятное. Фартовый никогда не испытывал подобного раньше.

– А хрен его знает!

– Не нравится мне все это.

– Мне тоже.

– В лагере хоть и не лафа, но все как-то определенно было. А здесь совсем непонятно, чего же они от нас хотят.

Зэки сидели на небольшой полянке, плотно прижавшись друг к другу. В нескольких метрах от них с серьезным видом расхаживали шестеро бойцов. Казалось, что они даже не смотрят на заключенных, но стоило только одному из них слегка приподняться, как солдат, стоявший рядом, направил на него ствол автомата.

– Сидеть, – угрожающе приказал он.

– Ноги затекли, начальник, – пожаловался заключенный.

Боец привычно передернул затвор, приладил автомат к плечу.

– Может, тебя полечить малость?

А ведь пальнет! Зэк вновь плюхнулся на траву.

Подошел долговязый майор и, строго посмотрев поверх голов сидящих, скомандовал:

– Построились!

– Становись!

Команда привычная. Вопросов не возникало. Лагерники без особой спешки построились в колонну по четыре, а бойцы привычно заняли места по ее сторонам, придирчиво контролируя каждое движение зэков.

Посчитав зэков, приказали идти. Впереди шел майор. А следом, невесело пыля, четверо красноармейцев с автоматами наперевес.

– Послушай, Фартовый, куда это нас ведут? – обеспокоенно спросил Гривенник.

Фартовый смотрел на стриженые затылки бойцов.

– Что я тебе, гадалка, что ли… Если бы хотели нас завалить, так уже давно бы сделали это, – зло отозвался Гуньков. – Значит, мы им еще нужны.

Идти пришлось недолго. Прошли по распадку, спустились по глинистому склону и вышли к заброшенной штольне, барсучьей норой черневшей среди заросших валунов. На поляне лежали кирки с тачками, оставшиеся от прошлой смены. Эти вещи обычно с собой не брали, оставляли на месте. Да и кому оно нужно! Посторонние здесь не ходят, территория режимная, любой цирик, не опасаясь ответственности, мог пристрелить без предупреждения праздношатающегося. Таков порядок, об этом наслышаны были все. Даже если предположить, что кому-то придет в голову проникнуть в секретную зону, преодолев строгое охранение, то уж явно не для того, чтобы спереть брошенные на поляне инструменты.

Немного в стороне, у опушки леса, в небольшой балочке лежали длинные, плотно заколоченные ящики. Они были перетянуты стальной проволокой и запечатаны сургучными печатями.

– Построились! – распорядился долговязый. И, когда заключенные выстроились в колонну, продолжил: – Даю вам пять часов, чтобы засыпать эти ящики. А теперь разобрали кирки и лопаты…. За работу, господа заключенные!

– А наш вертухай-то не без юмора, – хмыкнул Жора.

Заключенные нерешительно топтались на месте, не желая подходить к тачкам. Половина заключенных – блатные, многие из них щипачи, которым полагалось беречь руки как самый драгоценный инструмент. Загрубеют пальчики, потеряют былую чувствительность, тогда даже в карман к старухе не залезть.

То ли дело мужики, им не страшно, они все ладони об соху истерли.

– Пошевеливайся, быстрее, – приказал солдат блатному с погонялом Клоп. И, не дожидаясь ответа, ткнул его прикладом в лицо.

Выплюнув выбитые зубы вместе со сгустками крови, вор молча, пряча взгляд, потащился к сложенным киркам.

– И чтобы работали у меня, как стахановцы! – предупредил долговязый майор.

Через минуту лопаты и кирки были разобраны, закипела работа. Заключенные насыпали в тачки отработанную породу и сваливали ее на ящики.

– Как ты думаешь, что в этих ящиках? – спросил Гривенник у Фартового, скидывая рыхлую породу в тачку.

Земля с тихим шорохом разбивалась о деревянное дно, рассыпаясь по углам.

– Чего мне гадать? – невесело буркнул Фартовый. – Я и так знаю. Мужики здесь работали, которых и на свете уже нет, так они рассказывали…

Жора Гуньков старался не привлекать внимания и споро бросал землю в тачку. Один из вертухаев, попыхивая папироской, почему-то все же задержал на нем настороженный, тяжеловатый взгляд. Фартовый невольно напрягся – один лишь черт знает, какие мысли блуждают под его фуражкой. Заведет за кустарник да пальнет в затылок.

Жора старался не смотреть на него, стремился показать, что работает споро, не хуже других. Успокоился он только тогда, когда красноперый, выпустив дымок, отошел в сторонку.

– Изумруды это! – уверенно продолжал Фартовый. – Каждый такой ящик по девяносто килограммов. В таких обычно керн перетаскивают. А здесь их сорок ящиков! Раньше изумруды в грузовик загружали и куда- то везли, а теперь вот засыпать решили.

– И зачем?

– Я так думаю, камушки союзничкам в обмен на танки и самолеты шли. А сейчас у большевиков с ними что-то разладилось, вот и решили припрятать изумруды до лучших времен, чтобы не растащили. – Тачка была почти насыпана. Пора бы ее катить, но главное еще не сказано. Фартовый чуть подался вперед и спросил: – Гривенник, как ты думаешь, почему они нас к лагерю не повели?

– Ну?

– А потому и не повели, что в расход хотят здесь пустить! – уверенно сообщил Фартовый. – Чтобы об этих ящиках никто не узнал.

Гривенник побледнел.

– Ты уверен?

– На все сто!