заглушил усиливающийся рев моторов. Она остановилась, пытаясь определить, откуда исходит этот ужасный рев, и, глубоко дыша, разглядела мелькающий за строениями на пляже винт. Его визг пронизал все ее существо, оглушая, сводя с ума. У кромки моря в темноте ночи белела лента прибоя. Послышались крики Мойлана, заурчал поспешно заводимый мотор катера.
Снова она побежала, оскальзываясь на мокрой гальке, с трудом вытаскивая ноги из песка, превозмогая боль, пронизывающую мускулы. Спешила, задыхалась, теряла последние силы, оглушенная убийственным ревом вертолета, и наконец упала на колени в обжигающую холодом воду.
Луч света из вертолета накрыл ее и высветил, как в последнем трагическом акте оперы. Фигура девушки отбросила длинную тень на пенный след выбиравшегося из кипящего прибоя катера.
Пилот и три греческих детектива в стеклянной кабине вертолета были единственными свидетелями этого последнего акта. Глядя вниз, Нико Легакис понимал, какое отчаянное одиночество охватывает ее, борющуюся с волнами в последней надежде, что набирающий скорость катер вернется.
Пилот нажал на рычаг, вертолет пошел вниз. Прожектор осветил бледное лицо Софии Папавас, когда она запрокинула голову под порывами ветра, вздымавшего ее волосы и одежду.
Медленно, твердой рукой поднимала она пистолет.
Легакис чувствовал, что она целит в него. В ожидании пули у него даже защекотало во лбу, загорелась точка между бровями. Вынимая свой револьвер, он ощущал странное смешанное чувство гнева и жалости.
Выстрела не было слышно из-за шума моторов, и создалось впечатление, что ее сразил невидимый меч. Она беспомощно повалилась на песок, и набежавшая волна накрыла недвижное тело.
Не отрывая от него глаз, Нико сказал пилоту:
— Надо догнать лодку.
Пилот кивнул на счетчик горючего.
— Мне очень жаль, капитан.
На полном ходу катер вырвался из полосы прибоя, врезался в пустынный пляж и по инерции прокатился по гальке.
Мойлан заглушил мотор, воцарилась напряженная тишина. Ни голосов, ни гула вертолетов, только шум прибоя о волнорезы вдоль берега.
Нельзя было терять ни минуты. Он двинулся вперед мимо пустых призрачных пляжных комплексов к набережной. Там Салливен скользнул в припаркованный рядом с баром «фиат», Мойлан сел за руль и направился в сторону Ханьи. Остановившись у обочины дороги возле первого попавшегося на пути газетного киоска, он позвонил по автомату Михалису.
Грек обрадовался, услышав его голос.
— Что с вами? Георгосу стало известно через своего осведомителя, что полиция ищет Софию и их вертолеты уже направились к вам. Я пытался предупредить, но полиция перекрыла дороги.
— Мы бежали на лодке, — сказал Мойлан. — Софию подстрелили. Думаю, она мертва.
Последовала короткая напряженная пауза. Потом Михалис сказал:
— Ей повезло. Она все надеялась, что говорить ее не заставят. Афинская полиция разыскивала ее за убийство полицейского. Вряд ли они знают о вашем существовании.
— Теперь знают, только, конечно, не догадываются, зачем мы здесь.
— Что собираетесь делать?
— Продолжать, разумеется. «Коринфский купец» будет сегодня в доках, завтра можно довести дело до конца, как мы и планировали. Только мне понадобится ваша помощь.
— «Семнадцатое ноября» не бросает в беде своих товарищей по революционной борьбе.
— Рад слышать. Будьте в амбаре как можно быстрее. И обязательно сбрейте бороду.
Условившись обо всем, Мойлан повесил трубку, вернулся к машине, и они выехали из города. Может быть, у него разыгралось воображение, но ему показалось, что на улицах слишком часто мелькали полицейские в форме.
Несколько миль они двигались по шоссе, потом свернули в проложенную фермерами колею, которая петляла среди оливковых и апельсиновых садов и убегала к высоким перевалам, ведущим глубоко в горы.
Остановились недалеко от амбара, тщательно осмотрелись, нет ли засады, но ничего подозрительного не обнаружили.
Едва перевалило за полночь, как на дороге сверкнули фары машины Михалиса.
Мойлан, не теряя времени, принялся излагать новый план.
— Теперь, когда мы потеряли Софию, нам нужен еще один человек, владеющий греческим. Вы, Михалис, под видом врача поможете нам на борту корабля, а Мегги вместо Софии будет медсестрой.
— Что? — воскликнула Мегги.
Он даже не оглянулся.
— Иракцы все устроили: в Ираклионе нас будет ждать зарегистрированная в Валетте яхта, которая принадлежит ливийскому дипломату. После завершения операции отправимся туда, а потом каждого доставят в любой средиземноморский порт, по его выбору. — Он посмотрел на О’Хейра и Салливена. — Всего через несколько часов американцы проиграют войну с Ираком. Берите грузовик с гранатометом, занимайте позицию, пока не рассвело.
Чехол с машины скинули за несколько минут. С виду она ничем не отличалась от крытых грузовиков для перевозки фруктов, которые в сезон сбора урожая заполоняли критские дороги. Высокие борта скрывали шесть круглых отверстий в брезентовой крыше, проделанных для шести самодельных восьмидюймовых орудий, которые нацелятся на ничего не подозревающую американскую базу.
Мойлан наблюдал за погрузкой ящика из-под чая, в котором лежали бомбы.
— Помните, радио постоянно держать включенным на прием. Если все пойдет по плану, вы услышите сигнал к атаке — «шершень» — между полночью и часом ночи. Отмена по сигналу «белая моль», но я надеюсь, посылать его не придется. В любом случае возвращайтесь в Ханью, снимите там комнату на двое суток. Потом двигайте в Ираклион и присоединяйтесь к нам на борту яхты.
Все смотрели, как О’Хейр запускает мотор. Покашляв несколько раз в сыром воздухе, он наконец заурчал, и этот рокот постепенно затих в темноте.
Воцарилась тревожная тишина.
— Там в амбаре постельное белье, — сказал Мойлан Михалису, — можете поспать в своей машине. Только я заберу ключи.
Грек швырнул их ему.
— Не доверяете?
Мойлан улыбнулся.
— Я никому не доверяю.
— Значит, вы очень несчастный человек, — мрачно заметил Михалис. — И вам суждено вечное одиночество.
Мегги пошла за Мойланом в амбар и молча ждала, пока он застилал простынями охапки чистой соломы.
— Зачем нам задерживаться на двое суток? Этого слишком мало, чтобы полиция прекратила поиски, тем более после обстрела и взрывов.
— Ага! Снова рассуждаешь, как настоящая террористка? — взглянув на нее, саркастически заметил он. — А я уже было потерял всякую надежду.
Она покачала головой.
— Просто хочу поскорей выбраться отсюда и вернуться назад к малышу.
— И к Максу?
— Не знаю. — Хриплый голос звучал неуверенно. Она много передумала, узнав о нем правду. И мысли все время шли по кругу. Ей все еще трудно было поверить, что их совместная жизнь и любовь Макса — обман.
— Не будем мы ждать двое суток. Это я говорил для О’Хейра и Салливена.
Она опустилась на простыни, слишком измученная, чтобы осознать слова Мойлана.
