когда включение в виртуал станет одной из обыденных функций сознания.

Человек с большей легкостью будет входит в виртуал, чем он сейчас входит в метро или достигает места работы.

Не следует считать это предположение чистой фантастикой. Достаточно вспомнить, что такой же фантастикой выглядел современный компьютер в середине прошлого века. Всего двадцать лет потребовалось ему, чтобы завоевать весь мир, и потому, вероятно, эра метакомпьютинга наступит раньше, чем высказывается в самых смелых прогнозах.

Главным здесь, конечно, станет вопрос о достоверности искусственного бытия. Обсуждая его в начале 1960-х годов, Станислав Лем полагал, что отличить искусственную реальность от подлинной будет довольно просто. Человек всегда сможет сказать, где он находится: в реальности или в виртуале. Однако в свете нынешних достижений виртуалистики, в свете проблем, выступающих сейчас на передний план, предлагаемые им «тесты на подлинность» выглядят, мягко говоря, немного наивными. Впрочем, это понимал и сам Лем, описывая, например, ситуацию, когда выход из виртуала, в свою очередь, является виртуальным. Зритель, возвращаясь из искусственного мира в реальность, «вдруг оказывается в самом центре ужасного катаклизма: дома рушатся, сотрясается земля, а сверху спускается громадная „тарелка“, полная марсиан» [20]. Что происходит? Это взаправду или «сеанс» продолжается?

Уже сейчас становится ясно: при достижении виртуалом определенной художественной полноты отличить его от реальности «изнутри» будет нельзя. Единственная граница, разделяющая миры — знание самого человека о том, где он в данный момент пребывает. Однако, если это знание устранить, то виртуал для включенного наблюдателя станет настоящей реальностью. Фильм «Матрица» показал, как это будет.

И тут неожиданное прикладное значение обретает основной вопрос философии. Тот вопрос, который стоит на повестке уже не одну тысячу лет. Что первично — бытие или сознание? Чем является мир — объективной реальностью или комплексом ощущений, рождающим солипсические иллюзии? А быть может, эта фундаментальная оппозиция, составляющая, кстати, сущность европейских цивилизационных координат, вообще будет преодолена и в дальнейшем речь пойдет о неком новом онтологическом статусе — когнитивном бытии, онтологизированном сознании — который, пусть на время, объединит в себе обе стороны мира?

Эти вопросы еще только начинают осознаваться.

Во всяком случае, «личный рай», который предлагает человеку виртуализированная реальность, в высшей степени привлекателен. По сравнению с традиционным раем, обещаемым мировыми религиями, он имеет целый ряд преимуществ. Прежде всего это предельная простота достижения. Чтобы попасть в виртуальный Эдем, не требуются ни труды, ни раскаяние, ни вера, ни праведная жизнь, ни молитва. Достаточно простого нажатия кнопки. Тем более, что виртуальное «вознесение», в отличие от религиозного, технологически обратимо: вернуться назад, в мир земной, можно в любое мгновение. Для этого вовсе не обязательно умирать/воскресать. «Личный рай» надежно верифицируем, в его существовании можно убедиться на опыте.

Далее, виртуал — это гарантированное «вознесение». В рукотворной вселенной нет верховной инстанции, выносящей окончательный приговор, нет бога традиционных религий, который бы, исходя из своих представлений, решал — достоин ли данный человек пройти сквозь врата или нет. Вкусить «райских блаженств» может каждый.

И, наконец, вероятно, самое главное. Если в традиционном раю исполняются только положительные желания (то есть, разумеется, те, которые данное историческое сообщество признает положительными), то в виртуале возможно овеществить любой негатив. Примером тут может служить хотя бы современная Сеть, где без каких-либо ограничений присутствуют и порносайты, удовлетворяющие самые низменные потребности, и сайты психологических извращений, и сайты насилия, вычерпывающие жестокость со дна жизни. Здесь в полной мере реализуется европейский принцип свободы: «делай все что угодно, если это не мешает другим». А поскольку в виртуальной реальности никому помешать нельзя: «личный рай» замкнут исключительно на сознание пользователя, то и онтологическая свобода становится абсолютной, не отягощенной никакими этическими императивами. Фактически, человек превращается в демиурга, творящего свои собственные законы, становится сверхчеловеком, бытующим «по ту сторону добра и зла».

В общем, соблазн слишком велик, чтобы ему можно было противиться. Несмотря на сопротивление традиционной морали, человечество все равно будет осваивать виртуал. Новый фронтир, как это бывало в истории, уже начинается, и первые поселенцы уже отплывают в поисках рая от берегов «твердой реальности». Скоро она превратится для них в зыбкое прошлое, скрытое виртуальными водами, в область воспоминаний о бесхитростной и простой жизни предков.

Новые горизонты породят новые координаты сознания.

Новые земли, простирающиеся в бесконечность, создадут нового человека.

Историю глобальной цивилизации можно рассматривать как историю образования искусственных сфер, структурного окружения, технологических оболочек, опосредующих связь человека с природным миром. Человек разумный последовательно переходил из архаической среды обитания, представленной в основном примитивным жилищем и орудиями труда, в сельскохозяйственную среду с устойчивыми поселениями, коммуникациями, с «длинными» технологиями, привязанными к климатическим циклам, а затем — в среду производственную, индустриальную, преимущественно городскую, в среду, отделенную от природы развитой техносферой.

Или, если это же изложить несколько иным образом, то человек из магической реальности первобытного мира, где каждому действию (результату труда) соответствовало свое особое заклинание, переселился сначала в божественную реальность христианской религии: заклинание (в виде молитвы) стало универсальным, однако его результат, его материальное воплощение по-прежнему остались не воспроизводимыми, и далее — в рационализированную реальность индустриального мира, где и заклинание (производство) и его материальная цель были однозначно сцеплены и технологизированы.

Соответственно, нарастали на каждом шаге искусственность среды обитания, ее динамика (онтологическая изменчивость) и, следовательно, неравновесность. Среда становилась все более интеллектуализированной, ментальной, зависимой от самого человека.

В этом отношении виртуал не представляет собой ничего неожиданного. Он является закономерным этапом дальнейшего эволюционного опосредования. Просто эта среда уже полностью сконструирована, полностью рукотворна, и природные, «естественные» процессы представлены в ней исключительно отражениями.

Виртуал — это целиком антропогенный ландшафт. С подлинной реальностью он связан примерно так же, как пейзаж, написанный маслом, с настоящей природой.

Это одновременно и то, и не то.

Все зависит от точки зрения.

В свою очередь изменение типа среды повлекло за собой цепь революций сознания, преобразующих психику. Из человека природного, лесного, пещерного, почти не выделенного из мира и являющегося игрушкой стихий, возник человек сельский, человек «брезжащего сознания», отгораживающийся от природы и уже начинающий понемногу властвовать над собой, а из него — человек индустриальный, «человек городской», во многом делающий себя сам, по крайней мере в смысле образования и профессии.

Человек виртуальный, обитающий в тотально рукотворной среде, представляет собой естественное продолжение этого вектора.