известном смысле так оно и было. До сих пор они были лишь частью конторской обстановки, в той же категории, что столы, телефоны, стулья и прочие предметы, означенные только контурами и поверхностью. Теперь Мэриан впервые заметила складку жира на спине миссис Гандридж, над верхним краем корсета; ее окорокоподобное бедро, шею в складках, щеки с крупными порами; варикозные узлы вен на икре одной из ее полных ног; ее трясущиеся брыла; шерстяную кофту, натянутую на круглые плечи, точно теплый чехол на чайник. Другие женщины в целом походили на нее, отличаясь лишь качеством завивки и пропорциями дюноподобных контуров груди, талии, ягодиц. Текучую, расползающуюся плоть сдерживали кости и панцирь из одежды и косметики. Что за странные существа! Что за удивительный процесс взаимодействия с миром: поглощение — извержение; жевание — речь, картофельные чипсы, отрыжка, жир, волосы, младенцы, молоко, экскременты, пирожные, рвота, кофе, томатный сок, кровь, чай, пот, жидкость, слезы, отбросы.
На мгновение она почувствовала, что задыхается среди них, что они, эти женщины, захлестнули ее, точно волна. Когда-нибудь она будет такая же; нет, она уже сейчас — одна из них, и тело ее уже смыкается с чужой плотью, которая наполняет эту заставленную цветами, благоухающую сластями комнату. Мэриан чувствовала, что захлебывается в густом переплетении женских тел и конечностей. Она глубоко вздохнула и постаралась съежиться, уйти в себя, как морское животное, вбирающее в себя щупальца при соприкосновении с посторонним предметом. Ей хотелось ощутить рядом что-нибудь надежное и чистое, какую-то мужскую твердость, ей не хватало Питера, за которого она могла бы ухватиться, чтобы не утонуть. У Люси на руке был золотой браслет. Мэриан устремила свой взгляд на него, сконцентрировала на нем все свое внимание: она словно пряталась в этот твердый золотой обруч, и он становился барьером между нею и расплывшейся, аморфной средой.
В комнате воцарилось молчание. Кудахтанье прекратилось. Мэриан подняла голову. Миссис Боуг стояла с поднятой рукой возле стола.
— Теперь, когда мы собрались здесь в такой неофициальной обстановке, — начала она, одаряя всех милостивой улыбкой, — я рада возможности сделать весьма приятное сообщение. Недавно я узнала, что одна из наших девушек собирается вскоре выйти замуж. Позвольте мне от лица всех присутствующих поздравить Мэриан Мак-Элпин и пожелать ей счастья в будущей семейной жизни.
Раздались радостные взвизги, щебет, воркованье; затем вся масса женских тел обрушилась на Мэриан, обнимая, лобызая, поздравляя ее, засыпая вопросами, пудрой и крошками шоколадного печенья. Мэриан встала, но была немедленно прижата к весьма просторной груди миссис Гандридж. Ей с трудом удалось высвободиться, она прислонилась к стене: щеки ее пылали румянцем, но скорее от гнева, чем от смущения. Значит, одна из дев проболталась, выдала ее секрет, — вероятно, Милли.
Мэриан сказала: «Спасибо», «В сентябре» и «В марте» — и таким образом ответила на все вопросы. «Замечательно!», «Чудесно!» — раздавалось вокруг. Конторские девы держались отчужденно и завистливо улыбались. Миссис Боуг также стояла в стороне. Всем своим тоном, а также тем, что она сделала это публичное заявление, не предупредив Мэриан и не спросив ее разрешения, миссис Боуг давала понять, что Мэриан следует уйти со службы, хочет она этого или нет. По слухам, а также из истории об одной машинистке, которую уволили вскоре после того, как Мэриан поступила в институт, она знала, что миссис Боуг предпочитает работать с незамужними или с пожилыми женщинами, которым уже не грозит непредвиденная беременность. Передавали, будто миссис Боуг прямо высказывается в том смысле, что молодая замужняя женщина — работница ненадежная. Миссис Грот из бухгалтерии тоже держалась поодаль и кисло улыбалась, поджав губы. «Как видно, я испортила ей праздник тем, что все же улизнула от пенсионного фонда», — подумала Мэриан.
Выйти из помещения на улицу и вдохнуть холодный воздух было приятно, — все равно что открыть окно в перегретой, душной комнате. Ветер утих. Уже стемнело, но в мерцающем свете витрин и в огнях рождественских украшений — гирлянд и звезд — тихо падающие снежные хлопья вспыхивали яркими брызгами, будто капли гигантского, искусственно освещенного водопада. Снега на тротуарах было меньше, чем ожидала Мэриан. Под ногами пешеходов он превратился в жидкую коричневую слякоть. Когда Мэриан выходила утром из дому, снегопад еще не начался, и она не надела сапоги. Теперь ее туфли насквозь промокли, пока она шла к станции метро.
Но, несмотря на это, она сошла, не доезжая до своей остановки. После чаепития в конторе она не могла сразу идти домой. Стоит ей войти в квартиру, как явится Эйнсли со своим гнусным вязаньем — изволь глядеть на нее и на пластмассовую елку в серебре с лазурью! На кровати у Мэриан валяются незавернутые подарки; надо еще сложить вещи в чемодан: завтра рано утром она едет на автобусе с двухдневным визитом в свой родной город, к родителям и родственникам. Она редко вспоминала о них, а когда вспоминала, они казались ей чужими и далекими. Город и родственники ожидали ее где-то за горизонтом, и издали все образы, все улицы и лица сливались в одну серую неровную массу, вроде каменных руин исчезнувшей цивилизации. Неделю назад она покупала всем рождественские подарки, пробиваясь сквозь толпы шумевших у прилавков людей, но теперь ей уже не хотелось никому ничего дарить. Еще меньше ей хотелось получать подарки и благодарить за все эти ненужные ей вещи; и бесполезно убеждать себя — как ее всю жизнь учили, — что не подарок важен, а внимание. Самое противное — бумажные ярлыки «С любовью!» на каждой мелочи. В такой любви Мэриан тоже теперь не нуждалась — в любви мертвой, нелепо расцвеченной, которую хранят из сентиментальности, как фотографию умершего человека.
Она шла в западном направлении, но не отдавала себе отчета в том, куда идет, — просто шла мимо магазинов с элегантными манекенами, застывшими в своих ярко освещенных стеклянных клетках. Вот она миновала последний магазин и пошла по менее освещенной улице. Достигнув угла, она поняла, что ноги сами несут ее к Парку. Она перешла улицу и повернула на юг, следуя за потоком автомашин. Слева от нее появился музей; его фриз с каменными фигурами был эффектно и безвкусно освещен оранжевыми прожекторами — их теперь стали устанавливать чуть ли не у каждого здания.
Рождественский подарок для Питера долго беспокоил ее. Она не знала, что ему купить. Одежда исключалась: Мэриан понимала, что одежду он всегда сам будет себе выбирать, Что еще можно было подарить? Что-нибудь для квартиры, какой-нибудь хозяйственный предмет? Но это все равно что делать подарок самой себе. В конце концов она решила купить ему красивую дорогую книгу о фотоаппаратах. Она не могла оценить книгу, но доверилась продавцу и надеялась, что такой книги у Питера еще нет. Хорошо, что у Питера есть хобби: у него будет меньше шансов заработать инфаркт после выхода на пенсию.
Она шла мимо университетской ограды, за которой росли деревья. Ветки нависали над головой. Тротуар здесь был не так затоптан, снег лежал глубокий, в некоторых местах по щиколотку. Ноги у нее ныли от холода. Удивленно спрашивая себя, куда это она идет, Мэриан снова пересекла улицу и вошла в Парк.
Это был огромный, туманно-белый остров в темноте ночи. Машины огибали его, двигаясь против часовой стрелки; в дальнем конце Парка высились университетские корпуса. Всего полгода назад она хорошо знала эти места, но теперь в морозном воздухе ей чудилась легкая враждебность, исходящая от университетских зданий; враждебность эта, впрочем, исходила от нее самой: она безотчетно ревновала к университету. Ей хотелось, чтобы он исчез, растворился, после того как она с ним рассталась, — а он по- прежнему стоял на своем месте, равнодушный к тому, что ее там нет, как и прежде был равнодушен к тому, что она приходила.
Она двигалась в глубину Парка, утопая в снегу по щиколотку. Парк был тут и там прочерчен дорожками следов, наполовину занесенных снегом, но по большей части снежный покров был мягкий, нетронутый, голые стволы деревьев как бы вырастали из него, как будто снегу было футов семь, и деревья стояли в нем, как свечи, утопленные в крем торта. Черные свечи.
Она приблизилась к круглому бетонированному бассейну, посредине которого летом бил фонтан. Теперь вода была спущена, и бассейн постепенно наполнялся снегом. Она остановилась послушать дальние голоса города, который, казалось, описывал круги вокруг нее; она чувствовала себя в полной безопасности. «Надо следить за собой, — сказала она себе, — не то перестанешь мыться, как та девчонка». Там, в буфетной, она на секунду почувствовала, что теряет над собой контроль; сейчас эта реакция уже казалась глупой. Обыкновенное официальное чаепитие. Через все это надо пройти — через эту обыденность, через неизбежные столкновения с этими людьми. Потом все будет гораздо легче. Мэриан уже была почти готова вернуться домой и начать завертывать подарки. Она проголодалась до такой степени,
