Когда все наконец ушли, в том числе и Питер, который чмокнул ее в щеку и шутливо сказал: «До
— С детьми всегда так — но это всего лишь экскременты, вполне естественное явление, с кем не бывает. Впрочем, — говорила она, подбрасывая младшую на колене, — кто умеет проситься, а мы не умеем, правда, какашечка моя?
Питер подчеркнутым жестом распахнул окно. С улицы пахнуло ледяным ветром. Мэриан в отчаянии стала разливать херес. Ее друзья произвели на Питера совсем не то впечатление, на какое она рассчитывала, и она не знала, что делать. Клара могла бы вести себя тактичнее! Не обязательно стесняться мокрых пеленок — но не обязательно и выставлять их напоказ. А Клара не только не стеснялась, но, кажется, гордилась такой откровенностью и утверждала свое право на это.
Когда детей переодели, успокоили и уложили (двоих на диване, а третьего — в коляске), взрослые уселись обедать. «Ну вот, — подумала Мэриан, — наконец-то мы спокойно поговорим». Она занялась своими фрикадельками — стала прятать их под листья латука; ей не хотелось первой заводить разговор; ничего интересного не приходило в голову; но и остальные молчали.
— Клара говорит, ты собираешь марки, — после некоторого колебания обратилась она к Джо; однако тот почему-то не расслышал ее слов. По крайней мере он не ответил. Питер бросил на нее быстрый вопросительный взгляд. Она мяла пальцами булочку и чувствовала себя так, словно рассказала неприличный анекдот и никто не рассмеялся.
Питер завел с Джо разговор о международной политике, но, заметив, что их мнения расходятся, тактично переменил тему. Когда-то, сказал он, ему пришлось изучать в университете философию, но он так и не осилил сущности взглядов Платона. Может, Джо ему их растолкует? Джо ответил, что он специализировался по Канту, и задал Питеру какой-то вопрос о налогах на наследство, объяснив, что они с Кларой вступили в кооперативное похоронное общество.
— Я этого не знала, — вполголоса сказала Мэриан Кларе, накладывая себе вторую порцию вермишели. Ей все время казалось, что ее тарелка — в центре внимания и что спрятанные фрикадельки просвечивают сквозь салатные листья, как кости на рентгеновском снимке. Надо было зажечь только одну свечу!
— Да, — оживленно откликнулась Клара. — Джо не верит в бальзамирование.
Мэриан испугалась, что Питеру это покажется эксцентричным. Беда в том, вздохнула она про себя, что Джо — идеалист, а Питер — прагматик. Это было видно даже по галстукам: Питер надел кашемировый темно-зеленый, элегантный деловой галстук, а Джо… то, что повязал на шею Джо, можно было назвать галстуком лишь символически. Они, кажется, и сами заметили эту разницу: Мэриан видела, как каждый поглядывал на галстук другого, и догадалась, что каждый при этом подумал, что сам он такого никогда не надел бы.
Она поставила бокалы в раковину. Жаль, что ничего путного из этой встречи не получилось; провал напомнил ей, что сегодня она была главным действующим лицом — как школьница, которой пришлось «водить» в игре в пятнашки во время перемены. «Ладно, — подумала она, — зато он подружился с Леном!» В общем-то, сегодняшний вечер большого значения не имел: Клара и Джо принадлежали к ее прошлому. Нельзя ожидать, что Питер станет приспосабливаться к ее прошлому; только будущее имеет смысл. Она вздрогнула: в доме все еще было холодно и сыро оттого, что Питер открывал окно. Она представила себе, как на свадьбе в доме родителей будет пахнуть обивочным плюшем и жидкостью для чистки мебели, как за ее спиной будет раздаваться шуршание и покашливание, а потом она обернется и увидит множество лиц, следящих за ней, и они с Питером войдут в дверь, и на них обрушится вихрь из конфетти, которые будут ложиться, как снег, на волосы и плечи.
Она приняла витамин и открыла холодильник, чтобы налить себе стакан молока. Они с Эйнсли совсем перестали следить за холодильником. За последние две недели система поочередной уборки развалилась. Перед приходом гостей Мэриан убрала гостиную, но посуду мыть не собиралась и знала, что Эйнсли тоже оставит свою посуду невымытой, и это будет продолжаться до тех пор, пока не останется ни одной чистой тарелки. Тогда они начнут мыть те, что сверху, а другие так и будут лежать грязными. С холодильником было еще хуже: его не только давно не размораживали, но давно и не мыли: на полках скопилось множество остатков пищи, какие-то пакеты, банки, кулечки, коричневые бумажные мешки. Скоро все это начнет гнить. Мэриан надеялась, что зловоние не успеет распространиться по всему дому, по крайней мере не очень скоро дойдет до ванной. Может быть, она успеет выйти замуж до того, как оно заполонит собою весь дом.
Эйнсли не пришла обедать — по пятницам она обычно посещала лекции в предродовой клинике. Складывая скатерть, Мэриан услышала, как Эйнсли поднимается по лестнице и входит к себе.
— Мэриан, — позвала она вскоре взволнованным голосом, — поди сюда, пожалуйста!
Мэриан вошла к ней, осторожно ступая среди одежды, устилавшей пол комнаты, точно мох на болоте.
— Что случилось? — спросила она, подойдя к кровати.
Вид у Эйнсли был растерянный.
— Мэриан! — голос ее дрожал. — Это ужасно! Я была сегодня в клинике. Там было так хорошо — я сидела и вязала, пока первый лектор рассказывал о пользе вскармливания грудью. Оказывается, есть даже общество в защиту естественного кормления. Но потом выступил какой-то пси… психолог насчет образа отца в сознании ребенка.
Эйнсли чуть не плакала. Мэриан встала, пробралась к комоду и, порывшись, нашла кусок грязноватого клинекса — на всякий случай. Она была встревожена: Эйнсли не так часто плакала.
— Он говорит, — продолжала Эйнсли, немного успокоившись, — что ребенок должен расти в контакте с отцом — это полезно, это обеспечивает нормальное развитие, особенно у мальчиков.
— Но ведь ты об этом и раньше знала! — сказала Мэриан.
— Да нет! Все это оказалось гораздо серьезнее! Он приводил цифры и примеры. Теперь уже научно доказано, — она сглотнула, — что если у меня будет мальчик, он обязательно станет го-гомосексуалистом!
При упоминании об этой единственной категории мужчин, которые никогда не проявляли к ней ни малейшего интереса, большие голубые глаза Эйнсли наполнились слезами. Мэриан протянула ей клинекс, но Эйнсли только махнула рукой.
Она села на постели и тряхнула волосами.
— Надо искать выход! — сказала она и решительно вскинула подбородок.
Держась за руки, они поднялись по широкой каменной лестнице и прошли через массивные двери; однако им пришлось разделиться, чтобы пройти через турникет. А когда они очутились внутри, было уже как-то неловко опять браться за руки. Под высоким, сверкающим позолотой и мозаикой куполом они чувствовали себя, как в церкви: любое проявление нежности, даже пожатие рук, здесь выглядело нелепо — к тому же, принимая у Мэриан плату за вход, седой служитель в синей форме смерил их хмурым взглядом, и это смутно напомнило Мэриан, как она дважды посещала музей, когда училась в школе и приезжала в город с автобусной экскурсией. Может, этот взгляд тоже был вроде платы за вход?
— Пошли, — почти шепотом сказал Дункан, — я покажу тебе мои самые любимые залы.
Они поднялись по спиральной лестнице, вившейся вокруг нелепого столба-тотема, вверх к потолку, украшенному резным орнаментом. Мэриан давно не была в этой части музея, и теперь у нее было ощущение, словно она вспоминает какой-то неприятный сон — нечто подобное чувствуешь, когда просыпаешься от наркоза после удаления миндалин. В студенческие времена она занималась здесь, в
